— И твоя мама простила измену?!
Егор пожал плечами:
— Я не знаю. Она никогда не устраивала сцен ревности, не обвиняла отца и относилась к Насте, как к собственной дочери.
Невольно я даже искренне восхитилась этой незнакомой мне, но однозначно сильной женщиной! Мало кто способен пройти через такое и сохранить семью. Слишком сложно смириться с действительностью, что брачные клятвы на самом деле… просто слова. Их так легко нарушить! А любовь рано или поздно превращается в привычку, через которую переступить легче-легкого… Проза жизни? Скорее трагедия.
— Думаю, у нее просто не осталось иного выбора, — продолжил рассказывать Егор.
— Родители действительно любили друг друга. Не знаю, как матери удалось переступить через ошибку отца, живым напоминанием которой каждый день была Настя, но она это сделала.
Он замолк. Некоторое время каждый из нас думал о своем. Лишь приятные трели птиц за окном напоминали о том, что жизнь не остановила свой бег.
Я была благодарна за неожиданную искренность Егора. Он немного приоткрыл дверь в свой мир для меня, пусть на минутку, но это того стоило.
— После того, как родителей не стало… — на мой молчаливый вопрос, он объяснил:
— Погибли во время авиакатастрофы. Я взял опеку над сестрой на себя. Определить в обычную школу Настю не смог. Опасался процесса адаптации. И ее единственным образованием стали частные уроки.
— Почему? Что в ней такого, что отличает от других детей?
Ну кроме ужасно вздорного характера. Об этом вслух я, конечно, говорить не стала.
— Я уже говорил тебе, что она особенная девочка, — мужчина потер лицо ладонями, собираясь с мыслями, а потом на одном дыхании выпалил: — Она отстает в развитии.
Чего?! У меня отнялся дар речи.
Настя совершенно не была похожа на слабоумную… Впрочем, мне ли судить? На общеобразовательные темы мы с ней не общались.
— Не знаю, то ли была травма во время родов, то ли вся причина в ее происхождении. Мне не хотелось, чтобы над моей сестрой насмехались. А отдать девочку в специализированную школу означало бы собственноручно поставить на ней печать: «идиотка».
В комнате будто стало холоднее. И весь холод, казалось, шел от Егора. Этот разговор дался ему тяжело.
— Прости за любопытство. Мне жаль.
Мужчина отмахнулся:
— Она ведь не дурочка! Просто другая!
— Я понимаю…
Он, казалось, совершенно меня не слушал, бормоча себе под нос:
— Возможно, в том, что Насте не хватает простого человеческого общения, есть и моя вина…
Что-то такое было в его голосе: искреннее, надломленное, чистое, что заставляло меня вслушиваться и проникаться сожалением не только к Насте, но и к мужчине. Нести ответственность никогда не бывает легко, а если на твоих плечах еще и лежит груз за другого человека…