Пустившиеся на поиски поселяне вскоре вернулись и привезли штабс-капитана Савурского, пойманного в 3-й роте майора Султанова и ветеринара, на которого они имели подозрение, будто он морит скот.
Первого ударили об мостовую, били кольями — и уже мертвого стащили в ригу.
Султанова, избитого, почти бесчувственного, посадили с веревкой на шее верхом на лошадь и большою дорогою препроводили во 2-ю поселенскую роту.
— Сворачивай в ригу, пусть с прочими лежит там спокойно!
К майору подскочил один из поселян и одним ударом шкворня по голове уложил мертвым. Его тоже стащили в ригу. Туда же живого притащили ветеринара.
— У этого бездельника мы отыскали полный шкаф яду, от него у нас и была такая зараза на скот.
Его повалили возле убитых, затем начали допрашивать и бить чем ни попало по груди, по лицу, по животу, пока не забили до смерти.
Извозчики шедшего в то время по большой дороге обоза, бросив лошадей, прибежали и начали кричать:
— Молодцы, ребята, бейте всех наповал, в Петербурге умели с ними управиться православные!
На площадь приехал узнавший о беспорядках инженер-полковник Панаев. Сделав вид, что он ничего не знает, он обратился к поселянам.
— Что вы, братцы, тут делаете?
— Выгоняем холеру.
— А где ваши начальники?
— Вон там лежат! — указали ему на ригу.
— Как лежат?
— Да так, как положили, так и лежат.
— Я пойду посмотреть.
— Ступай да смотри, оттуда трудно выйти.
В сопровождении нескольких унтер-офицеров, Панаев вошел в эту ригу-гроб.
Глазам его представилась страшная картина.
Полковник Бутович лежал, прислонясь к стене, в сюртуке и белой жилетке, два ребра были выворочены. У его ног лежал убитый штабс-лекарь Богоявленский. Далее поручик Панов. Последний лежал ничком в луже крови и хрипел. Один Забелин в забытье карабкался по стене и, будучи в силах ещё держаться на ногах, ничего не видя вокруг себя, весь в ранах, поправляя волосы, не переставал бранить поселян, которые насмехались над ним, подставляли ему зеркало, предлагая посмотреть на себя.
Бутович был в сознании и, увидя вошедшего Панаева, обратился к нему слабым голосом:
— Вот как здесь нас мучают, заступитесь, Николай Иванович!
— Ведь я сколько раз говорил вам, что распоряжения ваши доведут вас до беды.
— Ах, Николай Иванович, что будет, когда начальство узнает обо всех этих беспорядках.
Панаев молчал.
Затем несчастный попросил пить. Ему принесли воды. Он напился и сказал Панаеву:
— Передайте мое благословение жене и детям.
Он лишился чувств.
Тут же, в риге, какой-то кантонист кидал ногою сорванные с Бутовича эполеты.
Панаев прикрикнул на кантониста и приказал пристегнуть эполеты к сюртуку умирающего полковника.