Эта краска теперь могла быть объяснена нанесенной обидой.
— Прости, дорогая моя, это я так, к слову… Я знаю тебя и уверен в твоей любви ко мне… Лучшей жены ни у кого нет, и я совершенно счастлив…
Ударами молота по голове казались ей эти нежные слова мужа.
Она поникла головой, и слезы неудержимо хлынули из её глаз. Петр Валерьянович сделал движение на своем кресле.
— Перестань, не плачь, прости меня… Боже мой, что я наделал своим глупым языком.
В его голосе слышалось непритворное отчаяние. Она, между тем, успела оправиться, отерла слезы и даже через силу улыбнулась…
— Это мне надо просить у тебя прощенья, что я взволновала тебя моими глупыми слезами… — сказала она. — Не обращай внимания… Это просто разыгрались нервы…
Она встала, подошла к нему и обвила рукой его шею.
— Так как же, мне можно ехать в Тихвин?
— Поезжай, конечно, моя дорогая! Ведь ты ненадолго?
— О, нет… через неделю, много через полторы я буду назад… Кстати заеду к графине Наталье Федоровне Аракчеевой, у неё там поблизости имение… Она звала меня, её обидеть неловко, она так много сделала для покойной Марьи Валерьяновны…
— Да, да заезжай, непременно… Ты кого же возьмешь из прислуги?..
— Никого…
— Как никого? Не ехать же тебе одной…
— Ты забываешь, что я еду с Зинаидой и Сусанной на почтовых… Они мне прислужат… Зачем же я ещё буду брать лишних людей… Я и из вещей с собой возьму один саквояж…
— Как знаешь… — согласился Петр Валерьянович. Она наклонилась и крепко поцеловала его.
Быстрое и удачное окончание дела в отношении успокоения мужа вселило в сердце Екатерины Петровны надежду, что и все остальное окончится благополучно.
«Я на самом деле, покончив с ним, — она даже мысленно не хотела в доме мужа назвать Талицкого по имени, — проеду в Тихвин и возвращусь через полторы, две недели… Значит, я почти не солгала ему…» — успокаивала себя Хвостова.
День ей показался томительно долог.
Наконец наступила ночь, но не принесла с собой сна для напряженных донельзя нерв несчастной женщины.
Все тот же вопрос: «Что будет завтра?» — свинцом давил её мозг.
«Быть может, он отказался от денег только для того, чтобы увеличить куш? — мелькнуло в её голове. — О, я отдам ему десять, двадцать, даже тридцать тысяч и более, чтобы заткнуть ему горло…»
Она распоряжалась самовластно всем состоянием мужа, от которого имела полную доверенность, а потому могла откупиться от негодяя, не доводя об этом огромном расходе до сведения Петра Валерьяновича.
И зачем им вдвоем с мужем это громадное состояние, которым они обладают? Он богат, она постоянно при нем… Самое дорогое для них — это спокойствие. Теперь надо его купить — следовательно, нечего спрашивать о цене!..