Стоя рядом со мной, Рух кладет дичь в свою сумку, вкладывает нож в ножны, а затем берет меня за руку. Улыбка сходит с его лица, и он протягивает руку, чтобы коснуться моей щеки.
Ооо!
— Что случилось?
Он смотрит на океан, а на шее у него сильно пульсируют жилы. Меня охватывает беспокойство. Потянувшись к нему, я беру его за руку и сжимаю ее. То есть, я бы это сделала, не будь у него этих странных наростов, пролегающих вдоль его кожи. Но он все понял и протягивает руку, чтобы коснуться моей щеки, и на его лице снова появляется слабая улыбка.
— Вбшан место.
Я наклоняю голову и мысленно прокручиваю инопланетный язык, подыскивая соответствие.
— Мне незнакомо это слово.
— Сюда, — Рух показывает на песок, затем на отдаленные скалы. Когда я легонько трясу его руку, выражая свое замешательство, он тянет мою руку к своей щеке и поглаживает моими костяшками пальцев кожу. Тогда, печально вздохнув, он идет, потянув меня за собой.
Я подчиняюсь, но должна признать, что проявляю осторожность. Что на этот раз? Даже представить себе не могу, что он хочет мне показать. Мы идем дальше по побережью, и кажется, что Рух совершенно точно знает, куда именно мы направляемся. Он ведь уже показал мне пещеру, в которой мы остаемся жить…, неужели есть еще кто-то — или что-то — недалеко от этого места?
Однако я не готова к тому, что он мне показывает. Мы находим еще одну пещеру, и Рух крепко держит меня за руку, когда мы нагибаемся и входим внутрь. Эта пещера расположена достаточно далеко от той, другой, и она совсем маленькая. Но я понимаю что это, в тот же миг, когда моему взору предстает насыпь камней, сложенных в овал, а сверху на скалистом выступе висит ожерелье из бусин.
Это — могила.
Рух опускается возле нее на колени, крепко держа меня за руку, словно боится расставания. Через мгновение он оглядывается на меня.
— Вбшан место.
— Вбшан — твой отец? — спрашиваю я. Должно быть, это он и есть. За все время, что знаю Руха, я получила от него пару подсказок о том, что он жил со своим отцом, но потом его отец умер. Ну и, конечно же, не может же этот дикарь взяться на пустом месте.
Я смотрю вниз на могилу. Я даже не возражаю против сокрушительной хватки, которой Рух сжимает мою руку. Он нуждается в успокоении, а если и существует хоть что-то, что в моих силах ему дать, я это сделаю. Я пытаюсь вообразить, насколько душераздирающе это, должно быть, было для него: быть одному, за исключением еще одного человека, а потом этого человека потерять? После этого похоронить его, в одиночку? Я пялюсь на могильный холм из камней, размером с ладонь. Они не принесены с побережья. Сколько же времени он их собирал, чтобы похоронить своего отца?