Глава 15. В охотничьем доме
Пылающее лицо не остудить вечерним ветром, а равнинная тишина не приводит в порядок мысли. Бреду сквозь поле к военному внедорожнику и думаю, как сейчас буду смотреть в глаза Наилию. На бипер пришло сообщение: «Поедешь со мной? На севере от госпиталя внедорожник. Я жду». Публий сквозь зубы процедил: «Иди уже. Я скажу, что у тебя проблемы, и я отпустил. Утром вернешься». На мой глупый вопрос можно ли так, услышала, что сыновьям генералов можно все. Им да, а мне?
Проморгала ставшую императивной привязку, да еще и поддалась порыву. Снова предала и даже себе не могу доказать, что само так получилось. Но теперь поздно рассуждать, как следовало поступить правильно. Поцелуй горит на губах, сколько я не тру их рукавом. Нас четверо в этом кошмаре, а расхлебывать мне. Мудрец. Должна. Целому миру собираюсь помочь, а себе не могу.
Как убрать то, что нельзя потрогать? Привязку создает выброс эмоций. Они окрашивают тонкую, едва народившуюся нить, в зеленый цвет похоти, розовый — любви, красный — родной крови, фиолетовый — почитания наставника, желтый — дружбы, черный — гнева, серый — страха. А потом мысли и действия подпитывают привязку, раскачивая, как маятник. Чем больше вкладываешь, тем быстрее растет привязка, чтобы однажды стать императивной и диктовать уже тебе, о чем думать и что делать. Награждая жгучим желанием, от которого невозможно избавиться. С этого момента бесполезно игнорировать привязку и ждать, пока само успокоится. Набравший энергию маятник будет раскачиваться все сильнее. И я преступно упустила тот миг, когда еще могла что-то исправить.
Теперь между мной и Наилием будет Публий, а между ним и Дианой — я. Глупо, бессмысленно и очень опасно. Нет в зеленой привязке любви, только похоть. Одномоментная и проходящая она разрушит наши жизни и не заметит.
Генерал выходит из внедорожника, чтобы встретить. Черный силуэт выделяется на фоне сумеречно-синего неба, машина светится габаритами и урчит заведенным мотором, а у меня сердце колотится громче и шумит в ушах.
Вздрагиваю, когда Наилий обнимает, и прячу лицо на плече, уткнувшись носом в жесткие нашивки комбинезона. Паника сдавливает грудь тисками, не давая вдохнуть. Я виновата перед всеми и обижена на саму вселенную. А ведь сильной должна быть. Собиралась стать опорой для своего мужчины, а сейчас кусаю губы, чтобы не разрыдаться. Столько циклов наращивала броню, сидя в палате психиатрической клиники, готовилась стать эмоциональным трупом, и куда все делось? Мне будто снова пятнадцать, и лечащий сказал, что я никогда не стану нормальной. Не смогу жить среди цзы’дарийцев. На выдохе сжимаю крепче объятия, хочу утонуть, раствориться в Наилие. Потерянный и обретенный, любимый, родной, незаменимый. Мне больше негде искать поддержки и вся моя сила здесь. В его руках. Генерал вздыхает и гладит по спине, целуя в висок.