Он кивнул на небольшие сундуки, окованные серебром, покрытые искусной резьбой и инкрустацией, что стояли под его и моей лавками, на которые я не обращала до сих пор особого внимания.
— Мне плевать на них. — Я дернулась и одеяло оттолкнуть, но окружающий холод заставил умерить гордыню.
— А напрасно! Ваш жених проявил прямо-таки немыслимую щедрость, осыпая вас мехами, украшениями и драгоценной посудой, что прибывали с каждым почтовым обозом. Старался произвести, видимо, впечатление и убедить вас, что нисколько не прогадали, выбрав его.
— Я его не выбирала! Все было как раз наоборот.
— Ну это смотря как на это взглянуть. Метку же ему вас никто ставить не вынуждал, — монотонность голоса, говорящего столь выводящие из себя вещи просто добивала меня.
— Не представляю, о чем вы, кресс Инослас.
— Не лукавьте. Онор Бора покинул зал торжеств дворца, гордо унося на своей щеке след от вашей ладошки. Или запамятовали?
— И что? Он спровоцировал меня, отозвавшись слишком вольно о темпераменте женщин с родины моей матери, я ответила так, как мне показалось нужным в тот момент, — пробормотала уже без всякой уверенности, краснея от воспоминаний о том некрасивом моменте.
— Допустим, того, что он вам сказал, не слышал никто, кроме вас.
— Не имеет значения. В любом случае пощечину сложно счесть за знак расположения к мужчине, — упрямо возразила я.
— В Гелиизене, кресса Греймунна, — указал мне на очевидное руниг. — А вот брачные традиции аниров гласят, что если мужчина претендует на женщину, а она берет и отмечает его каким-либо способом — это равносильно согласию и даже обряду обручения. С этого момента они, считайте, обещаны друг другу.
— Нелепость какая-то! — возмутилась, снова комкая бесконечно мягкое пушистое великолепие на коленях. — А если он ей безразличен?
— Если вам кто-то совершенно безразличен, то вы не вспыхиваете, как катахинская гремучая пыль от пары его неуместных фраз, не так ли? — нудным тоном начал перечислять Инослас. — Игнорируете, отвечаете колкой фразой, строгой сдержанной отповедью или, скажем, идете и жалуетесь тихо или во всеуслышание на нанесенное оскорбление, реальное или вымышленное, но никак не бросаетесь на чужака в разы крупнее вас, рискуя тем самым разрушить перемирие между двумя государствами.
— Вообще-то, игнорировать себя этот варварский громила не позволил, — прищурилась я на невозмутимого мужчину, чувствуя, что начинаю вскипать, точно как тогда в зале. — Два других способа не возымели на него никакого действия, а вот пойти и элементарно наябедничать я как-то не сочла достойным действием.