Вернулась в день гибели метсаваймы и, отсчитывая полдни, отправилась обратно, в день текущий. Ровно двадцать пять дней. Никаких ошибок.
Странно, почему считается, что единение сознаний — опасный обряд? Я скользила по памяти наставника Одрана словно бусина по вощеной нити, легко и свободно. Что здесь сложного?
Я сосредоточилась и выпала из чужой памяти в полусон-полуявь. Тонкий, еле слышный аромат непенфа стал мне путеводной нитью. Подождала немного, давая своему разуму привыкнуть, разделить сознания на свое и чужое. Теперь дым от трав, сожженных в жаровне, стал более ощутимым, реальным. Я «ухватилась» за него, и рывком вернулась в реальность.
Ну, и чего было пугать? Ничего сложного!
Первым, что я увидела, открыв глаза, оказалось встревоженное лицо наставницы Мадален. Встревоженное — это хорошо, это значит, все идет, как задумано, и ничего серьезного не случилось. Вот если бы целительница выглядела собранной, спокойной и отстраненной, то жди беды. Хладнокровной и решительной наставница Мадален становилась, если дела шли скверно. Так что, тревога на ее лице — верный признак, что тревожиться, по сути, не о чем.
— Все в порядке, — подтвердила мои мысли наставница. — Она уже очнулась. Как ты себя чувствуешь, Шела?
— Хорошо, — каркнула я, удивившись, какой у меня голос неприятный. — Спасибо.
Попыталась встать — и не смогла. Слабость навалилась неподъемной тяжестью. Я бессильно опустилась обратно, на постель, мимоходом отметив, что наставник Одран еще спит. Надо бы сказать, чтобы приводили его в чувство, что ли… А, не надо — наставница Мадален уже повернулась к боевику. Я, проводив взглядом ее действия, расслаблено обмякла на постели.
— Что ж, слушаем вас, школярка Кассади, — господин королевский дознаватель, кажется, и так все понял, по моему беспокойству о здоровье наставника, но все равно предпочитал услышать подтверждение своим выводам вслух.
Я отрицательно покачала головой:
— Не при чем. — Голос звучал еле-еле, слабость нарастала, накатывала волнами, чередуясь с тошнотой. — Был в городе. Торг. Купил одежду. Тунику, носки. Склянку чернил. Зеркало.
Это зеркало я узнала — оно теперь жило у нас в комнате, и Нольвенн легко и охотно делилась со мной дорогим подарком…
— Поел в трактире. — Я старалась говорить кратко и по делу, экономя силы. — Забрал вещи из починки. Отдал другие. Пешком вернулся в школу. Все.
Господин Гелес кивнул, подтащил стул и присел возле меня:
— Когда покупал вещи, торговался? Выбирал долго? Ссорился с кем-нибудь?
Я отрицательно качала головой на каждый вопрос.