Я развернул притомившегося Буцефала и медленно поехал к юртам. Там уже хозяйничали несколько дружинников. Я строго-настрого приказывал не начинать грабеж, пока не закончится сражение. Увидев меня, грабители вскочили на коней и, огибая по дуге, поскакали за половцами. Может, кого и догонят.
Моя пика была в руках девушки лет пятнадцати, одетой в рваную и мятую рубаху. Расставив босые ноги на ширину плеч, девушка молотила пикой, как обычной палкой, мертвого половца по голове, красной от крови. Распущенные, всклокоченные, длинные волосы взлетали и опадали в такт ударам. Била с тупым неистовством, даже не заметив, как подъехал я. Во время очередного замаха, я схватился за древко у окровавленного наконечника, не дал ударить. Девушка попробовала выдернуть пику, обернулась и, увидев меня, отпустила ее.
— Он уже мертвый, — сказал я, — а пика мне еще пригодится.
Девушка тупо смотрела на меня, будто пыталась понять, как я здесь появился. Глаза ее казались пустыми, потому что зрачки расширились, поглотили радужную оболочку. Она смотрела как бы сквозь меня. Лицо окаменело, приобрело иконописную бесчувственность.
— Он мертв, — повторил я.
Видимо, смысл моих слов наконец-то дошел, потому что девушка кивнула головой, развернулась и пошла в сторону леса, спотыкаясь босыми ногами о трупы половцев. Я хотел остановить ее, дать теплую одежду, а потом отвезти домой, но что-то удержало меня. Наверное, решимость, с какой она шла к неведомой мне цели.
Сколько мы перебили половцев — считать не стал. Какая разница?! Главное, что налет на мое княжество сорвался. Бостекана среди трупов не нашли. Как рассказали дружинники, которые гнались за половцами до последнего, сотни две успели добежать до лошадей и ускакать на них без седел. Остальных лошадей нагрузили трофеями и погнали в Путивль.
Одного половца, легкораненого, я отпустил с посланием, составленным в половецком духе:
— Скажешь Бостекану, что он должен за сожженный хлеб пятьдесят гривен. Если не вернет до осени, найду его и в норе суслика.
— Обязательно передам, Сын Волчицы! — заверил половец, который смотрел на меня со смесью восхищения и ужаса.
Видимо, я становлюсь персонажем половецкого пантеона злых духов.
Затем поговорил с Еремеем.
— Убил кровника? — спросил я, хотя по грустному лицу парня понял, что месть свершилась.
— Не я, но это не важно, — ответил он.
— Два коня и одежда, доспехи и оружие их бывших хозяев твои, — выделил ему долю из добычи.
— Ага, — молвил он безразлично.
— Чем дальше думаешь заниматься? — поинтересовался я.
— Не знаю, — ответил Еремей.