5
Николай II поморщился. Дерзок это капитан — но ему, в некотором смысле, простительно: не дворянин, а настоящий мужик из российской глубинки, крестьянин. Да и в Офире совсем иные порядки.
Александра Фёдоровна поймала недовольный взгляд мужа и устало закрыла глаза. Бедный Никки! Вокруг него рушится всё, чему учили его с детства — всё, что он привык считать незыблемым, вечным.
Такое же смутное беспокойство мучило и Алёшу.
— Почему вы, Сергей Иванович, не позволили штабс-капитану застрелиться? — звонким голосом спросил цесаревич. Растерянность и возмущение копились в нём с самого начала эвакуации и, наконец, нашли цель и выход. — Ведь офицер просто хотел спасти свою честь?!
— Какая честь может быть у того, кто нарушил присягу, Алексей Николаевич? — возразил Иванов. — Нельзя позволить ему уйти и сохранить в тайне имена других предателей, изменивших Родине и Государю. Извините, Алексей Николаевич, но допустить его смерть — далеко не лучшее решение.
— И что теперь, Сергей Иванович, его будут пытать?
Подросток смотрел хмуро, всем своим видом показывая, что возмущён подобной идеей.
— Зачем, Алексей Николаевич, пытать? Пытка — это варварство. У Особой Его Императорского Величества тайной стражи есть специальные медицинские препараты для допросов. Что-то вроде морфина. Допрашиваемому проводят инъекцию — в плечо, например, — и все вокруг становятся его наилучшими друзьями, которым он и рассказывает всё без утайки. Как можно отказать в объяснениях своим наилучшим друзьям или начальнику? Затем, чтобы окончательно убедиться в его вине, испытуемому навесят на висок специальный прибор. Его размер с медную копейку, Алексей Николаевич! — пояснил Иванов. — Сей прибор спроецирует на специальный экран все эпизоды жизни штабс-капитана, и мы своими глазами увидим, кто вовлёк офицера в заговор, какими доводами его принудили нарушить присягу Государю и какие ещё преступления совершил арестант.
— Как это… мерзко! — передёрнул плечами цесаревич. — Всё равно, что напрямую залезть в душу!
— Вы всерьёз, Алексей Николаевич? То есть предательство Отечества, измена государю — это не мерзко, это просто так, шалость? Сколько из-за этого заговора погибнет людей, простых людей, которые ни в чём не виноваты — это тоже пустяк?
Иванов махнул рукой на огромный монитор, показывающий улицы Санкт-Петербурга. Обезумевшая толпа громила магазин, а на снегу под фонарями валялись тела убитых. Серые выцветшие стены домов, грязный снег на мостовой с пятнами крови, трупы. Камера сместилась, и стало видно, как солдаты Егерского полка возводят баррикаду, перегораживая Рузовскую улицу. Не все части столичного гарнизона перешли на сторону заговорщиков!