– Прощай, травушка росистая! – кликушествовал Бубенцов. – Не ступать мне больше по тебе босыми ножками!
Эта жалоба пронзила Плетнева до самого сердца. Он угрюмо посмотрел на пленника и протянул ему трубку и кисет:
– Закурить не желаете? Напоследок?
– От убийц не принимаем! – отрезал Бубенцов. – Табачком откупиться хочешь? Не выйдет!.. И запомни мое лицо, душегуб! Я к тебе по ночам являться буду! – Он сделал страшное лицо и взвыл, простирая руки к небу.
– Что вы на меня так взъелись, господин карбонарий? – побледнел Плетнев. – Я солдат, мне приказали… При чем тут я?
– При всем! – обличающе крикнул Бубенцов. – На ваших штыках держится трон тирана! Кругом взяточничество, воровство, беззаконие. Вельможи утопают в роскоши и пьянстве, а народ бедствует, голодает…
– Не все офицеры такие, – понизил голос корнет. – Есть и честные.
– Не смеши меня! – с пафосом воскликнул Бубенцов и сардонически засмеялся. – Ни стыда, ни совести! Для таких, как ты, нет ничего святого: что человека убить, что спектакль сорвать…
– Какой спектакль? – с изумлением воззрился Плетнев на Бубенцова.
– Такой, – спохватился актер, поняв, что проговорился. – Вся жизнь – театр, а люди в нем – актеры…
– Это вы верно подметили, – восхитился Плетнев.
– Это не я, обалдуй! – схватился за голову Бубенцов. – Это Шекспир! О безграмотность российская!..
Внезапно в ближнем лесу послышались выстрелы, выкрики, звуки трубы.
– Что это? – встрепенулся Плетнев и обратился к Артюхову: – Слыхал выстрелы?
– Охота сегодня у господина губернатора, – безмятежно пояснил Артюхов. – Медведя егеря подняли.
– Вот иллюстрация к моим словам! – встрял Бубенцов. – Аристократы из прихоти… губят все живое! Что ему, есть нечего?*
– Погодите! – оборвал Бубенцова корнет и с тревогой крикнул Артюхову: – Слушай, а вдруг это сподвижники карбонария… Нашего? Освободить хотят?
– Испугался? – злорадно воскликнул Бубенцов. – Да, голубчик, это они, мои сподвижники. Они отомстят! На обломках самовластья напишут наши… понял, палач? – наши, а не ваши имена!
– Ты ври, да знай меру! – осадил распоясавшегося мятежника Артюхов. – Мы твоих сподвижников давно пересажали.
– Всех не посадишь! – упорствовал Бубенцов.
Неожиданно Артюхов выругался. Карета встала. Плетнев выскочил из экипажа. Поперек дороги лежало могучее дерево, преграждая путь.
– Это еще откуда? – удивился Артюхов. – Вчера здесь ездили…
– Вчера оно тут не лежало, – некстати подтвердил Бубенцов, выглянув из окна.
– И ветра вроде не было, – рассуждал вслух Артюхов.
– Какой ветер! – с некоторой нарочитостью закричал Плетнев. – Оно спилено! Это с умыслом! Нет ли здесь засады?