Истоки нашего соавторства с Аркановым строились совсем на другой основе. Нам ничего не приходило в голову одновременно, и уж точно никто за другого не начинал и не заканчивал. Каждый из нас был в творчестве уникален, придумывал только свое гениальное произведение, но, в силу рано начавшегося склероза, тут же его начисто забывал. И тогда он бежал к соавтору, чтобы тот помог ему хоть что-то вспомнить…
Начало творческого процесса выглядело примерно так:
Горин (возбужденно). Аркан… помнишь, я тебе чего-то вчера интересное рассказывал?..
Арканов. Ты?.. Интересное? (Молча смотрит на соавтора. Задумчиво курит.)
Горин. Да! Чего-то про то… как один чиновник приехал в маленький город… а его все приняли за ревизора?..
Арканов. И что дальше?
Горин. Дальше не помню…
Арканов. Зря… (Задумчиво.) По-моему, я все где-то читал… Или писал?..
Пауза. Соавторы задумчиво смотрят друг на друга.
Так, мучительно борясь со склерозом, мы все-таки вспомнили три пьесы и две книжки юмористических рассказов.
Остальные наши совместные произведения вспомнились, к сожалению, уже другими писателями. (См. «Чонкин» Войновича, «Дядя Сандро» Ф.Искандера и другие шедевры, не написанные нами только в силу собственного маразма.)
В конце концов мы поняли, что надо расставаться, поскольку индивидуально забываться могло бы вдвое меньше, чем совместно.
Тогда я написал первую свою самостоятельно-склеротическую пьесу которую назвал соответственно: «…Забыть Герострата!»
Позже Арканов, естественно, утверждал, что придумал пьесу он и правильно она называлась «Забыть, Где Растрата!», но я уже этого не помню…
Глава четвертая
В РАЗЛУКЕ
Незабвенный Зиновий Гердт как-то заметил одному из своих соавторов: «Видеть вас, мой друг, – одно удовольствие!.. Не видеть – другое…»
Мы расстались с Аркадием и жили в свое удовольствие отдельно друг от друга почти двадцать пять лет. Впрочем, это не совсем так. Ведь в сознании верных поклонников «аргонавтов» наши фамилии соединились навсегда, и с этим было очень трудно бороться.
Сколько раз на своих премьерах я слышал от зрителей: «А чего Арканов-то не вышел кланяться?» – «Да он это не писал…» – бормотал я. «Ну, это вы сами разбирайтесь, кто чего у вас писал… А кланяться могли бы и вдвоем… Билеты все-таки дорогие!..»
Особенно много путаницы стало в связи с частыми появлениями наших физиономий по телевизору.
Я знал, что Арканов похож на Марчелло Мастроянни, и, когда меня девушки называли Аркановым, испытывал определенные секунды мужского тщеславия. Но когда один из почитателей, взяв меня за пуговицу пиджака, стал утверждать, что я похож на Александра Лившица, я занервничал… «Это Арканов похож на Лившица!.. – злился я. – Я уж скорей похож на Гусмана… Или на Шуфутинского…» – «На Шуфутинского похожи! – соглашался почитатель, отрывая мою пуговицу, – но на Лившица тоже… – И подумав, добавил: – И на Уринсона! Чуть-чуть!»