меня явно будут щас хоронить.
А я, решив понадеяться на шок данного субъекта, делаю шаг ему навстречу (толпа уже точно не дышит!),
и прижимаю пустой графин от сока к его груди. Он автоматически его берет в руки, а я, медленно так,
разворачиваюсь и топаю подальше от него. Передо мной даже толпа расступилась, образовав живой
коридор. Когда я почти дошла до середины столовой сзади раздается дикий, гневный рык:
— Стоять!
И я, взяв руки в ноги, или ноги в руки — смутно помню этот момент — коротко взвизгнула и ломанулась к выходу. Передо мной расступались удивленные студенты, когда я бежала по коридору, слыша позади тяжелый топот его ног. Оборачиваться не рискнула, боясь споткнуться и упасть. Но четко ощущала и слышала его приближение. Кто-то шарахался в сторону от меня, кто-то от бегущего за мной парня, но вывод один — мы почти беспрепятственно преодолеваем дорогу. Хотя, какую к черту, дорогу! Я же жисть свою спасаю! Мы уже пробежали несколько этажей, прежде чем я заметила дверь женского туалета и резко свернула туда, захлопнув и закрыв на замок. Тут же раздался сильный стук и крик:
— Открой!
— Нет, — жалко пискнула я.
— Я же все равно до тебя доберусь, — рычит разгневанный Алекс.
— Каким образом? — решила полюбопытствовать я. — Дверь же заперт…
И не успеваю я договорить, как он одним ударом ноги сносит дверь вместе с замком. Я испуганно вскрикиваю и отступаю, пока он приближается ко мне. Вот за моей спиной уже окно, а он все ближе и ближе. Когда я уже почти лежу на окне, а он надо мной нависает, он говорит:
— Ничего не хочешь сказать?
— Ты сам виноват! Нечего было подлазить!
Эх, язык мой — враг мой. Казалось бы, что злее быть невозможно, ан нет — возможно, еще как возможно!
— Маленькая, наглая…
— Попрошу без оскорблений, — возмутилась я, складывая руки на груди, когда он немного отодвинулся.
Алекс прищурился, от чего его злой взгляд превратился буквально в дьявольский. Он явно не привык, что ему сопротивляются, от него убегают, его не бояться, и еще и соком обливают.
Я успела только взвизгнуть, как оказалась перекинута через его плечо, вися головой вниз. А он, будто я и не весила совсем ничего, спокойно вышел из туалета. Как только прошел шок после столь варварских и грубых действий, я стала молотить кулаками по его твердой спине и голосить на весь универ.
— Пусти, скотина томатная! Я тебе не мешок с картошкой! Дикарь!
И все в таком духе. Через минуту перешла к просьбам и мольбам меня отпустить, еще через две — к угрозам и обещаниям испортить ему жизнь. А он все шел и шел, молча и быстро. Никто из студентов не пытался мне помочь, и как назло ни одного преподавателя в коридорах.