Кыся в Америке (Кунин) - страница 21

Так как мой английский сексзагул наблюдал почти весь командный состав "Академика Абрама…" и большая часть палубной команды, то следующие пять с половиной суток, которые мы шли через холодную и бескрайнюю Атлантику к берегам Канады, я был героем судна и ежесекундно купался в лучах собственной половой славы со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Машинная команда – механики и мотористы, – короче, "маслопупы", не имевшие возможности наблюдать за моими береговыми подвигами, были вынуждены довольствоваться самой что ни есть недобросовестной информацией, которую они получали от "рогачей" – палубной команды.

По словам этих врунов и фантазеров, число "оприходованных" мною английских Кошек, в их рассказах "маслопупам", доходило до семидесяти-семидесяти пяти! А число "убитых" мною и "сброшенных в море" Абердинских Котов варьировалось где-то от двадцати пяти до пятидесяти!

От этого беззастенчивого вранья и несусветного бреда даже у меня вяли уши. Так и подмывало гаркнуть по-Шелдрейсовски:

– А ну, кончайте трепаться, врунишки нахальные!

Тем более что большинство команды было по-детски внушаемо.

Но я помнил слово, данное мною Мастеру в первый день нашего знакомства, – ни с кем на судне в Контакт не вступать. И молчал.

Самое же забавное, что Мартыном меня называли только на Капитанском мостике. И подозреваю – лишь потому, что так называл меня Мастер. Все же остальные называли меня просто – Кыся.

Даже буфетчица Люся, прибирая капитанскую каюту в отсутствие Мастера, иногда шептала мне:

– Господи, Кыся… Что же мне делать? Я же так его люблю! А он… Ну, что делать, Кыся?.. Что делать?

А что я мог ей ответить?!.. Что вообще можно сказать женщине в такой ситуации?

Ну, сочувственно лизнул пару раз ей руку – так она даже расплакалась! Хотел я ей процитировать старую французскую пословицу, которую часто вспоминал Фридрих фон Тифенбах. По-нашему, по-русски, она звучит как "Каждый в жизни несет свой крест".

Но и этого я не рискнул сделать. Как говорил Водила: назвался груздем – полезай в кузов. Дал слово – держись!..

Зато Мастер после того случая, когда я лишь одним своим ЖЕЛАНИЕМ КОШКИ, одной лишь настойчивой МЫСЛИШКОЙ сумел ускорить ход нашего "Академика Абрама…", Мастер наш, суровый и немногословный Котяра, буквально рот не закрывал. Естественно, когда мы оставались с глазу на глаз!

Более любопытного Кота я в жизни не встречал! Ему было интересно все – и про Конрада Лоренца, и про Ричарда Шелдрейса, и про Шуру Плоткина, и про мои, не всегда объяснимые, действия и ощущения.

Мастер с удивлением сопоставлял собственные чувства и поступки, оказывается, тоже не всегда соответствующие здравому смыслу, с тем, что я рассказывал о себе, и каждый раз (Я ЭТО ЯСНО ВИДЕЛ!..) был потрясен сходством наших душ и характеров!