Утром из короткого сонного бреда меня вывел громкий стук. Опираясь на правую здоровую руку, я еле поднялся с постели и отворил дверь. В комнату вошел мастер, за ним — начальник цеха. Его усы по — обыкновению топорщились.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Ничего, терпимо.
— Вот, мы тебе тут принесли, — мастер выложил на стул огромный бумажный мешок, набитый фруктами. — Ешь, поправляйся.
— Да, выздоравливай, отдыхай. Хоть месяц, хоть два. Зарплата будет тебе идти. Только в больничку не обращайся, — попросил начальник цеха.
Понятно, чего он боялся. Производственный травматизм — вещь серьезная, За это по головке не погладят, выговор могут объявить, премии лишат. Но ещё больше начальник боялся, что всплывёт афера с 14–м «этажом». Так могли и на их подпольный бизнес выйти…
В больницу я не пошёл, а вышел на работу через две недели, когда немного оклемался. Хотя спину всё время ломило, левая рука плохо слушалась, я не спал по ночам. Под мешки я, естественно, полезть не мог, меня определили на лёгкий труд — подметать территорию цеха.
А однажды мне стало совсем худо. Утром я не смог встать с постели — ноги отказали. Соседка вызвала врачей, меня увезли в больницу.
В госпитале я провалялся два месяца. Совершенно безрезультатно. Ноги так и не пошли. Приезжал какой — то седой профессор из института травматологии. Он долго изучал рентгеновские снимки, анализы, мял мою больную спину, неподвижные ноги.
— Мм — да, редкий случай, редкий случай, — промямлил профессор и уехал.
Мне дали инвалидность и выписали домой. Я страдал от одиночества и постоянной боли в позвоночнике.
Я перестал пить таблетки, от них становилось только хуже. Я попросил Рустама, который навещал меня иногда с Тагиром, достать мне пистолет. Повеситься я не мог, да и считал такую смерть для себя позорной. Вместо пистолета они приволокли инвалидную коляску. За что им, конечно, большое спасибо, я хоть стал самостоятельно передвигаться по комнате.
Однажды забежала Галка — фасовщица. Прибралась, вымыла полы, поохала, повздыхала и испарилась.
Сначала Рустам с Тагиром навещали меня каждую неделю, потом — раз в месяц, а потом и вовсе перестали приходить.
Жена, узнав о моём положении, раздумала переезжать ко мне.
За часть моего инвалидного пособия за мной присматривала сердобольная соседка.