Мартин понимал, что, отправив Ленца на верную смерть, схлопочет от неё по полной программе, но это лучше, чем ждать неизбежного конца в подвале. Ленц осторожно достигнет заднего двора, возьмёт под руки Катарину, и они быстро перенесутся обратно, пока не подоспел тот, кто сотворил весь этот ужас. А они будут ждать здесь на непредвиденный случай, о котором он сообщит мысленно кому-то из ребят. На Мартине всё ещё стояла непробиваемая защита от Катарины. Ленц попрактиковался немного. Раньше ему не приходилось ничего сообщать таким образом, и он просто слушал мысли. Сосредоточившись и вспомнив уроки наставницы, пожелал всем сердцем и зазвучал в голове Карен: «Приём». Она хрипло рассмеялась, показав большой палец. Ленц поднялся по лестницам подвала и оглянулся с опаской, а затем бодро шагнул в недра дома.
Катарина сидела, не в силах вытянуть ослабшую ногу. Сейчас она могла бы сравнить себя со старой развалиной, которую покидала жизненная энергия. В юной голове сформировалось представление о том, как чувствуют себя старики. Для неё не было ничего хуже немощности и бездействия. Мозг активно работал, просчитывая варианты спасения, но тело категорически противилось любым движениям, тянуло к земле. Гранд топтался рядом, семеня копытами. Животное ощущало приближение беды, может и скорой смерти. Конь издал жалобный утробный звук, растрогав до слёз. Ещё никогда она не была такой уязвлённой и побитой. Злость на себя прибавила сил для рывка, и нога выбралась из-под придавившего тела. Конь бодал хозяйку мордой, фырча в лицо тёплым дыханием. Прислушалась к себе, нить оказалась тоньше предыдущего раза, даже не сразу её заметила. Остатки энергии, позволявшие находиться в сознании, уже черпала из земных, колдовских способностей и человеческого естества. Ещё немного оставалось в перстне — подкопила заранее. Запас мог пригодиться для защиты от врага, и она его сознательно берегла. Катарина вспоминала друзей, Мартина, представляя плачущими; Бинара, который мучился от голода и умирал. И в глубине души надеялась, что они придумают, как помочь. Логика мышления вернулась отрезвляя. На это может уйти уйма времени. Дом принадлежит кому-то другому и, несомненно, заметит появление гостей. Её уже обнаружили. Противник скоро прибудет, и она ждала появления, прислонившись к дереву спиной, и не сводя глаз с крыльца. Любопытство снедало, поддерживая на плаву. Умереть, так и не узнав, кто повинен в этом, казалось немыслимо глупым. Издалека послышались чьи-то шаги. Каблуки звонко стучали, усиливая головную боль. Бок снова пронзило, и Катарина согнулась пополам. Измученные глаза поднялись чуть выше, разглядывая гостя снизу вверх. Лакированные ботинки с волнообразными узорами и дырочками для естественной вентиляции начищены до блеска. В них она различила своё отвратительное, безликое отражение. Чёрные брюки с идеально отглаженными стрелками, эдакий классический, беспроигрышный вариант. По фасону невозможно было судить о полноте ног. Она подняла взгляд ещё выше и разглядела приталенную, белую рубашку, расстегнутые верхние пуговки которой выпускали чёрную растительность груди наружу. И вот, наконец, лицо. Красивое, круглое, родное. Карие глаза сверкали поистине адским огнём, улыбка превратилась в подобие оскала. Эмоция сменилась, и сморщенный нос продемонстрировал отвращение человека к тому, что он видит. Катарина смотрела на него из последних сил, удерживая голову в нужном положении, и поверить не могла, что он сотворил с ней такое. Кто угодно мог быть на его месте. Например, братец Базель. В его омерзительности не наблюдалось ничего сверхъестественного. Обезумевший дядюшка Стефан, также подходил на роль лучше его. Сердце пронзила острая боль, и она схватилась за грудь, стараясь унять. Тем временем зазвучал знакомый, но какой-то изменённый, развращённый голос. Она опустила голову, давая шее желанный отдых.