Крылья в наследство (Глаголевская) - страница 75

— Тебя покарает твой Бог за богохульство! — продолжая смеяться, сказал Алок.

— Он в другом измерении, — ответила я, — и, потом, знаешь, по-моему, он гораздо умнее, чем его представляют наши святоши. Вот нафига ему ежедневные молитвы? Тебе приятно было бы каждое утро, день и вечер выслушивать славословия и просьбы о ежедневных запрограммированных вещах, без выходных, без праздников, в течение более двух тысячелетий?

— Не знаю… Скорей всего, надоело бы на третий день…

— А он, представляешь, какое терпение, выслушивает… Хотя, если и пропускает все это мимо, я вполне могу его понять и оправдать. Больше всего меня всегда умиляли святоши, читающие молитвы в метро… Свободное время — зачем терять его попусту… А прочитаю-ка я быстренько молитву. Двенадцать раз, как положено. Как раз до Техноложки успею…

— Техноложка — это что?

— Станция метро, — отмахнулась я. Сердце вдруг сжалось и перевернулось — я больше никогда не услышу «Двери закрываются. Следующая станция „Технологический институт“. Переход на „Красную линию“»…

— Господи, прости меня… — слезы хлынули потоком.

— Ния! Ниечка! Что с тобой?

— Сейчас, подожди, — уткнулась я в его грудь, пытаясь выровнять дыхание, и успокоится. И забыть. Все забыть… Господи! Как больно!

— Ал, ты можешь заблокировать память?

— Ния, зачем?

— Я не хочу ничего помнить…

— Ния, это пройдет… Это бывает у всех, — он прижимает меня к себе, ласково гладит по голове, — Давай ты мне переведешь свои песни.

— Это как?

— Ну, когда ты включаешь свою музыку, я слышу мелодию и непонятные слова на чужом языке. Если ты будешь проговаривать эти слова и смотреть на меня, я пойму их смысл… Это будет так же, как с тобой в первые дни здесь… Пожалуйста, допусти меня в твой мир… — он встал и принес мне мою музыкальную подвеску.

— А у меня получится?

— Конечно! — в его голосе не было ни капли сомнения.

Он поставил повыше подушки, уселся в них, потом усадил меня верхом на свои колени и надел на меня подвеску. Нажал на кристаллики…

— Можешь закрыть глаза, я слышу тебя…

— «Ты снимаешь вечернее платье, стоя лицом к стене…» — твердила я вслед за Нау, и слезы, стекая по моим щекам, уносили горечь и боль невозвратного… Одна песня сменяла другую. Алок взял меня за руки, слегка сжал их, я, не открывая глаз, потянулась к нему, тут же ощутила его губы, его руки скользнули по мне, властно притягивая и защищая… «Я не вернусь, так говорил когда-то, и туман глотал мои слова и превращал их в воду. Я все отдам за продолжение пути, оставлю позади свою беспечную свободу, не потерять бы в серебре ее одну, заветную…» — слова срывались с губ, как молитва, унося всю боль, оставляя все прошедшее в прошлом, давая надежду на будущее… Алок бережно уложил меня на спину, коснулся моих губ.