А великолепную пятерку — Дарию, темную Велерику, эльфийку Делисию, тролля Ниорака Громи и эльфа Лаурэля Громи — направил в приемную для немедленного разбирательства.
«Отцы Демоны! Тут такие новости об угрозе государственной безопасности, а эти взрослые дети любовные разборки затеяли! Адепты! … Сам был таким… очень-очень давно…»
* * *
Дария
Когда Велерика недвусмысленно высказалась по поводу раздвигаемых мною ног, я просто впала в ступор. Как вообще можно делать какие-либо выводы о человеке, которого совершенно не знаешь? И разве можно что-то доказать подобным Велерике злословцам? Да и нужно ли?
Так вышло, что в свои целые 22 года я все еще невинна. Строгое воспитание, смерть матери, особые правила отношений в группе викторианских готов (девушка делает шаг первой)… И пусть в университете все это отошло на второй план, общение с ровесниками и старшекурсниками у меня не выходило за рамки дружеских.
Конечно, нашлось немало тех, кому я нравилась, и кто мечтал выйти из френд-зоны. Но мое сердце стучало ко всем ровно, независимо от возраста, внешних и физических данных воздыхателей. А относились ко мне достаточно уважительно, чтобы посметь к чему-либо меня принудить. А даже если и возникали у кого-то такие мысли, то у меня было достаточно «телохранителей», чтобы крамольные замыслы оставались только в головах, не воплощаясь на практике.
Дело в том, что я странным образом чувствовала настроение и планы преподавателей, что, конечно, было невероятным вспоможением для любой категории студентов — от заучек до филонщиков — и не раз многих выручало.
Началось все с одного зачета у преподавателя-зверя, который валил студиозусов безжалостно, и с первого раза сдать было нереально. Утро зачета, я пытаюсь привести голову в порядок, уложив свои легкомысленные кудри — они могут стоить мне зачета, и понимаю, что уже вот-вот буду безбожно опаздывать.
Обычно мы заходим по три человека, строго по алфавиту. Поэтому я боялась опоздать: я Воронцова, передо мной в списке — два человека, Наташа Арионова и Вовка Бекин, так что я — в первой тройке. Я четко представила, как будет орать препод, и вдруг поняла, что сегодня орать он не будет. Перед моим внутренним взором поплыла картинка: бледный задумчивый философ Владимир Альбертович рассеянно слушает, кивает головой, механически ставит в зачетках заветную подпись. У него что-то случилось.
Я прилетела к самому началу, в коридоре перед аудиторией наша группа дрожала в единой панической лихорадке. Я улыбнулась. На меня посмотрели, как на умалишенную. А я обмолвилась, что сегодня зачет сдадут все: В.А. в небывалом состоянии. Никто не обратил на это заявление внимания. До тех пор, пока немного взъерошенный философ не открыл аудиторию, не пригласил всех сразу, предложив наугад выбрать вопросы на листочках, лежащих на столе. Пока мы готовились, он, бледный, сидел за столом, глядя в одну точку и не двигаясь.