– Ребята, напишите, пожалуйста, ваши пожелания, – явно нервничая, – а ты, Богдан, зайди в мой кабинет.
Ну вот. Все как и всегда. Спектакль длился недолго. Только теперь мне не десять лет, и отх*рачить меня поленом не прокатит. Убираю руки в карманы, беззаботно двигаясь в ее кабинет. Демонстративно прикрываю дверь, чувствуя предвкушение скандала. Эмоции. Эмоции – это самая кайфовая вещь в мире. Негативные эмоции могут стать самой лучшей подпиткой. Когда тебе плевать, когда ты так долго жрал лишь их, к тебе приходит ма-а-а-ленькое осознание – они прекрасны. Ты не просто жрешь их, ты манипулируешь, насыщаешься болью и злобой этих людишек. Они все, все эмоционируют, даже не понимая, какое наслаждение доставляют.
– Присаживайся, пожалуйста, – указывает на стул.
Я расслабленно падаю на него, закидывая ногу на ногу. Один. Два. Три. Поехали…
Марина садится напротив, складывая руки на стол. Она внимательно на меня смотрит, но по-другому. В ней нет того, чего я жду. Она не зла. Она подавлена. Растеряна. Печальна. Но она не в ярости. Что с ней не так?
– Вас правда здесь били? – слабым голосом.
– Че?
Она серьезно? Что за бред?
– Хватит строить из себя хорошую. Можешь сбросить маску.
– Почему вы никому не говорили? Это же уголовное дело.
Она говорит так тихо, что я еле разбираю ее шепот.
– Господи, – касается пальцами лба, – какой ужас. Я даже подумать не могла… – поднимается из-за стола, а потом копается в своей сумке.
Я все это время сижу в немом ступоре, потому что пока вся эта ситуэйшен за гранью моего понимания.
– Папа, – улыбается, прикладывая айфончик к уху, – привет, у меня будет к тебе дело, я заеду вечером. Хорошо. Целую.
Кладет телефон на стол, поворачиваясь ко мне, вздрагивает, будто забыла, что я вообще здесь.
– Богдан, – протягивает лист, – напиши все, что с вами здесь происходило, и распишись внизу.
– Зачем?
– Ты же хочешь, чтобы виновники были наказаны?
– Да тут у всех рыльце в пушку. Вас сожрут с такими замашками.
– Не сожрут, – голос становится жестче, и со мной будто уже говорит кто-то другой, – если работники сменятся, жрать будет некому. Пиши. Имена и фамилии тоже. А потом пусть ко мне зайдут все ребята. По очереди, конечно.
Голос вновь становится мягким. Марина вытаскивает из стакана ручку, обходит стол, замирая за моей спиной.
– Ручка, – кладет поверх листка.
– Как, вы там сказали, вас зовут? – оборачиваюсь, встречаясь взглядом с ее ярко-голубыми глазами. Они очень выразительные. Синяя радужка с мелкими крапинками, я ни у кого не видел таких.
– Марина Юрьевна, – ее лицо светлеет, а все вокруг словно озаряется ее улыбкой.