Оружие нищих (Семецкий) - страница 76

И надо же было случиться такой незадаче, что проходя мимо пивнушки, издавна облюбованной идущими со смены, он не поздоровался с некстати вышедшим из питейного заведения Ковалем, а тот не нашел ничего умнее, как схватить Юру за шиворот, проорав при этом:

— Умный что ли?!

Что собирался еще сказать или сделать отец бывшего однокашника, в дальнейшем так и осталось неизвестным. Память самого Коваля, впрочем, тоже сохранила немногое.

Вспомнилось лишь, что в долю секунды улица провернулась, оставив на сетчатке размытое изображение полотнищ света. Затем дорога грохнула в затылок, и на глаза опустилась пелена.

В себя Коваль пришел уже лежа на спине. Очень болела малая берцовая кость на правой ноге и вытянутая вверх рука. С внешней стороны запястья, между безымянным и средним пальцами устойчиво утвердилась подушечка большого пальца нового мастера, а остальные четыре плотно держали кисть со стороны большого пальца.

Локтевая кость и кисть руки Коваля составили как бы катеты прямоугольного треугольника, а большой палец Юры безжалостно давил по гипотенузе. Было понятно, что стоит чуть прижать, и кисть руки будет сломана, словно тонкая сухая веточка.

Шевельнуться было положительно невозможно. Даже желания такого не возникало. Кроме зажатой, как в тиски правой руки, на нежелательность шевелений красноречиво намекал ботинок, словно бы чудом остановленный в миллиметрах от хрупких хрящей гортани.

— Вам кто дал право руки распускать? — бесстрастно поинтересовался молодой человек, слегка прижав кисть Коваля.

Таким, вежливо — безразличным голосом обычно просят незнакомых людей о мелкой услуге в общественном транспорте. За проезд, к примеру, передать.

От резкой боли к горлу подступила тошнота, перед глазами закружились искорки и отблески света.

— Мальчишку совершенно не волнуют последствия, — внезапно осознал бедолага. — Не волнуется, голос не дрожит. Уверен в себе, и судя по всему, опасен как …

Подходящих сравнений в голову не пришло. Взрослому, пожившему и многое видевшему человеку, стало страшно.

— Извини, — хрипло прозвучало в вечерних сумерках.

— Извините, Юрий Иванович, — почти сразу же поправился Коваль.

— Извинения приняты, — улыбнулся уголками губ Светличный. — И вы меня извините! Я, кажется, был чрезмерно резок. Однако, ночевать вам сегодня придется в милиции. Вот и они, кстати…


— Он что, отсюда вообще не уходит? — спросил Ивана Сергеевича один из рабочих как-то утром, обнаружив, что все станочные тиски на участке сняты.

— Иногда, наверное, уходит, — с ясно слышимым в голосе сомнением ответил Сергеевич. — Пару раз в неделю точно. Но вчера, видать, был не тот случай.