Внезапно песня стихла, лучи, и хороводы красных звезд пропали. Исчезла и очаровательная певица в белом платье. К Иванову вдруг вернулась способность думать, появилось желание действовать. И первое, что он хотел сделать — закричать во всю мощь легких, чтобы люди расходились, как можно быстрее. Ведь они даже не представляли, что им грозило. Но его голову внезапно пронзила страшная боль, будто в его виски воткнулись сотни раскаленных иголок. В глазах его потемнело. В глазных яблоках появилась пульсирующая, нарастающая с каждой секундой боль. Закричав, Константин упал на колени, обхватив голову руками.
Толпа взвыла оглушительным криком боли и отчаяния. Люди падали на брусчатку, катались по ней. У одних взрывались головы, у других лопались глазные яблоки. Третьи просто умирали, скорчившись в неестественных позах. Некоторые взрывались изнутри, раскидывая на десятки метров свои внутренние органы.
Менее, чем за полминуты площадь Громова оказалась залита кровью, рвотными массами. Вповалку в лужах крови лежали тела, повсюду валялись куски человеческой плоти. Когда Иванов ощутил страшную боль в животе, он подумал, что это и есть конец. Смерть все-таки пришла за ним, за человеком, который не жалел себя, защищая Пангею. Как бы он не убегал от старухи с косой, а она все равно его настигла. Но одно дело умереть в бою, а совсем другое — на площади Громова. Он не хотел умирать такой глупой, бессмысленной смертью. Из последних сил он сжал кулаки, стиснул зубы и попытался бороться с болью. Но она раздирала изнутри уже всё его тело.
— Нет! — из последних сил закричал Иванов, чувствуя, как его придавливают к земле мертвые и ещё бьющиеся в агонии тела пангейцев.
И тут он почувствовал, как чьи-то сильные руки вытаскивают его из-под груды тел и что-то надевают на голову. Боль тут же стала уменьшаться. Широко открытые глаза стали видеть. Иванов увидел склонившегося над ним мужчину.
— Живой? — прокричал в его ухо незнакомец, пытаясь перекричать не прекращающиеся вопли и стоны людей. Он внимательно осмотрел Константина и ощупал его тело руками, удовлетворенно кивнул головой.
— Кжись, а, — ответил Иванов непослушным, заплетающимся языком, чувствуя солоноватый привкус крови во рту.
— Молодец, — мужчина улыбнулся. — Сейчас восстановишься. Только не снимай это…
Он постучал указательным пальцем по ободку из белого металла, светящемуся на его голове. Иванов понял, что такой же ободок мужчина одел ему на голову.
— Да, — ответил Константин, отметив про себя, что уже может нормально говорить.
Незнакомец вдруг исчез. Иванову стало интересно, куда тот делся. Подвигав руками и ногами, убедившись, что боль окончательно ушла из его тела, Константин сначала осторожно приподнялся на локтях, посмотрел по сторонам. Картина, представшая его взору, не могла не шокировать: площадь Громова была завалена мертвыми телами. По ним ползали, как мухи, дергались и кричали от боли те люди, в которых ещё теплилась жизнь.