— Ладно, ладно. Мы пойдём в парк с Лейлой. Где куколка?
— Танцевать, танцевать, — Мила указывает на телевизор, где показывают «Dirty B.», и трясёт попкой.
Я прячу улыбку, когда Лейла встречается со мной взглядом.
— У неё хороший вкус, — выдавливаю я.
Лейла что-то хмыкает в ответ, в то время, как я забираю пульт и выключаю телевизор.
— Нет! Нет! Нет! Грязные! Нет! — визжит Мила, размахивая руками. — Не-е-е-е-ет! (Прим. ред.: «Грязные» переводится на английский как «Dirty», т. е. имеется в виду название группы).
— Детка, ты сможешь потанцевать позже, ладно? — я закрываю глаза ладонью.
— Нет! Грязные сейчас! Сейча-а-а-а-а-ас!
Лейла прокашливается. Я поворачиваю к ней голову и, когда наши взгляды встречаются, понимаю, что она только что получила подтверждение, которое искала. Покачав головой, как бы говоря: «Нет, мы всё равно не будем говорить об этом», — хватаю куклу Милы.
— Давай. В коляску.
— Грязные сейчас! Грязные сейчас, мама! — кричит она, пока мы идём.
Я закрепляю ремни в коляске и быстро проверяю, взяла ли всё необходимое.
Лейла выходит после нас, и я запираю дверь. Солнце ярко светит над нами — маяк яркости в чистом голубом небе. Впервые за долгое время вид свободен от небоскребов и высоток. Чист, свободен и красив.
Выйдя на прогулку, я вдыхаю чистый морской воздух, окружающий нас. Мила болтает сама с собой в коляске, произнося вместо слов произвольные звуки. Взглянув на макушку её тёмной головки, я улыбаюсь.
— Так где ты была? — спрашивает Лейла через несколько минут.
— В Шарлотт, — отвечаю, вытирая пену с большого пальца о ручку коляски.
— Серьёзно? Ты уехала из чёртового штата.
— Мне надо было уехать. Это было первым местом, о котором я подумала, — я пожимаю плечами.
— Ты имеешь в виду первое место, которое оказалось достаточно близко к твоему отцу и достаточно далеко отсюда.
Чёрт возьми.
— Почти.
— Я бы хотела, чтобы ты мне всё рассказала.
— Я бы тоже этого хотела, — отвечаю я мягко и честно, — но я не могу. Другой человек должен узнать первым.
— Ты говоришь о том, что должен знать мой брат.
— Думай, как хочешь. Я никому ничего не скажу.
— Он ведь приходил к тебе вчера? Почему ты не рассказала ему?
— А если мне нечего ему сказать? Если она не от Коннера? — я поворачиваюсь боком и смотрю на неё.
— Именно. Ведь она не точная его копия, и ты не замолкаешь от каждого его упоминния, — фыркает Лейла.
Она открывает ворота парка, и я завожу коляску, останавливаясь у скамейки, чтобы достать Милу. Она хихикает и начинает свободно исследовать новое место. Я сажусь, закинув ногу на ногу.