— Эй, — крикнул он в темноту, — вы где?
— Проходите, я сейчас, — последовал ответ. Откуда — не понять. Пошел на голос и тут же едва не стукнулся. То есть стукнуться — стукнулся, но не больно и не головой, а рукой, которую, как слепой, выставил впереди себя.
В следующий раз обязательно захвачу с собой фонарь, подумал Виталий Борисович и зажмурил глаза. Свет вспыхнул ярко, возможно, излишне ярко, причинив явное неудобство.
— Заблудились? — хихикнул мужчина, — простите, штаны забыл надеть.
Штаны — какие-то мятые портки — сидели на мужчине отвратительно, и если и выполняли какую-то функцию, так только прикрывали срам.
— Где мы можем поговорить? — произнес Виталий Борисович и глянул на ушибленную руку.
— На кухне удобно?
— Вполне.
— Тогда прошу за мной, — и мужчина вновь погрузился в темноту.
— Тьфу, — выругался Виталий Борисович и отправился за ним и тоже в темноту.
Бережливый, вероятно. Штаны не носит, свет не включает…
— Сюда.
Сюда — это направо, догадался товарищ Шумный и, наконец, оказался на кухне.
Кухня, как и мужчина — оба мало привлекательные и оба нуждались в хорошей уборке. Более внимательно разглядывать помещение опер не стал, опустился на стул, а папку положил на стол.
— Шумный Виталий Борисович, — представился он и поправил волосы — привычка. Два щелчка и распахнулась папка. Однако прежде, чем достать чистый бланк, вопросительно глянул на хозяина квартиры. Тот оказался на удивление сообразительным — поднялся и убрал со стола чайник, затем ладошкой сгреб какую-то грязь со стола и бросил ответный взгляд, словно спрашивая, так годится? Виталий Борисович также молча ответил.
— Вы по поводу Клавдии Степановны? — первым спросил мужчина, наблюдая за тем, как на бумаге что-то выводит милиционер.
— Да, по поводу смерти гражданки Мухиной.
— Все-таки умерла, — как-то неопределенно заметил мужчина.
— То есть как это все-таки? — не понял Виталий Борисович и оторвался от листа — поднял глаза и более внимательно посмотрел на мужчину.
— Не совсем удачно выразился, со мной подобное случается.
— Вы ее хорошо знали?
— Последние десять лет, я бы сказал, недостаточно хорошо, — ответил мужчина, характер стал вредным, а сама Клавдия Степановна излишне подозрительной и ворчливой. Мы же соседи. Она и я, как вы могли заметить, проживаем,… то есть, прежде проживали… то есть, покойная проживала на одной со мной лестничной клетке. Квартиры у нас напротив. У меня номер шестьдесят пять, а у Клавдии Степановны шестьдесят шесть.
— Я знаю, — продолжая изучать мужчину, ответил Виталий Борисович.
— Первый раз она мне предложила поменяться лет десять назад…