Скляру Хасту принадлежал небольшой плавучий островок, он жил на нем один. Сердцевидный, метров тридцать в диаметре, островок этот плавал к северу от лагуны. У Хаста была обычная хижина из гнутых и плетеных прутьев, обтянутая оболочкой — жесткой, почти прозрачной пленкой, отделенной от нижней поверхности морской поросли. Все это было покрыто хорошо выдержанным лаком, приготовленным посредством выпаривания сока морской поросли, сгущавшего содержавшиеся в соке смолы.
В губчатой толще островка рос кустарник — плотные ряды напоминавших бамбук стержней, из которых изготовляли высококачественные прутья, а с центрального стеблевого шпиля морской поросли свисали эпифиты. Владельцы других плавучих островков прихорашивали растительность по вкусу, но Скляр Хаст не испытывал особого интереса к таким вещам, и центральный шпиль его островка представлял собой не более чем беспорядочное сплетение всевозможных стеблей, усиков, ветвей и листьев различных оттенков — черных, зеленых и ржаво-оранжевых.
Скляр Хаст знал, что ему повезло в жизни. У сложившегося положения вещей, однако, была и обратная сторона, так как свойства характера, благодаря которым Хаст приобрел престиж, должность и личный плавучий островок, не относились к качествам, позволявшим легко вращаться в тщательно ограниченном условностями обществе обитателей плотов. В частности, сегодня после полудня Хаст ввязался в спор, касавшийся основных традиций, определявших уклад жизни на плотах. Теперь, сидя на скамье перед хижиной и потягивая вино из пиалы, Скляр Хаст наблюдал за тем, как сиреневый диск солнца погружался в океан, и размышлял о легкомысленном упрямстве Мерил Рохан, дочери старого Зандера. Вечерний бриз поднимал на воде рябь, шелестел листьями. Хаст глубоко вздохнул — раздражение почти улеглось, он почти успокоился. Мерил Рохан могла делать все, что захочет; глупо было бы гневаться на нее, на Семма Войдервега или на кого-нибудь еще. Жизнь шла своим чередом — и, если никто не возражал, почему бы стал возражать он? Скляр Хаст ответил на этот вопрос усмешкой сожаления, понимая, что не мог вполне согласиться с таким взглядом на вещи...
Но вечер был слишком мягким, теплым и успокаивающим для того, чтобы предаваться мыслям о раздорах. В свое время все вернется на круги своя. На какое-то мгновение Хаста, смотревшего в горизонт, осенило прозрение — ему показалось, что он видит будущее, обширное и ясное, как сонный простор моря и неба. Когда-нибудь он женится на одной из девушек, которых нынче испытывал... «И тогда — прощай, одинокая жизнь!» — с тоской подумал он. Спешить было некуда. В том же, что касается Мерил Рохан... Нет, и в ее случае тоже. Она занимала его мысли только из-за ее упрямых, извращенных планов в отношении Семма Войдервега. Об этом не хотелось думать.