Альтернативный обмен (Тимофеев) - страница 4

Василию стало смешно. Захотелось ответить в рифму, но подавив это естественное желание, он взял себя в руки и попытался мыслить рационально. «Так. Написано по-русски, значит, на том конце наши… или наш. На газете 82-й год. Выходит, тридцать лет пролетело. Рыба таранька, молоко в пакете — все без изысков, а уж коньячок, да стакан граненый — теперь все понятно. Свой парень», — придя к этому простому и очевидному выводу, Василий Иванович достал из сумки бумажный лист и, чуть подумав, вывел на нем первую фразу: «Зовут меня Бойко Василий…»

* * *

Николай Серафимович Барабаш, потомственный представитель рабочего класса, места своей трудовой деятельности менял регулярно. Не потому, что его тянуло к перемене тех самых мест, а из-за широты души и пристрастия к зеленому змею. Нет-нет, пьяницей Николая никто не считал: выпивал он достаточно скромно, грамм по полста до обеда и стопку-другую на сон грядущий. А во время работы — ни-ни — «мы же не алкаши какие». Вот только начальники Николая никогда этого не понимали и все его заявления «по собственному…» подписывали с плохо скрываемым облегчением.

В настоящий момент Николай Серафимович трудился в Институте Атомной Энергии, куда его год назад устроил дядя Женя, фронтовой друг отца. Закрытые предприятия Коля любил. Работа непыльная, платят отлично — в месяц по двести с гаком выходит, и перед знакомыми можно слегка прихвастнуть («…в ящике, понимаешь, работаю…»), и «левачок» под руку подворачивается, а это и приработок, и уважение. При всем при том мастером Николай был действительно неплохим. И не просто мастером, а где-то даже художником: и слесарь, и токарь, и в электричестве кумекал, и из кирпича мог что угодно слепить — вон, бабе Дусе аккурат перед Олимпиадой печь выложил — любо-дорого посмотреть, недаром бабулька аж три поллитры выставила за качественно сделанную работу. Одна незадача — в Институте Барабаш числился на должности дежурного сантехника, но это занятие ему, хоть ты тресни, не нравилось. И вовсе не от того, что был Николай брезглив от природы. Наоборот, надо выгребную яму почистить — нет проблем, в колодец забившийся залезть с разводным ключом — тоже всегда пожалуйста.

Хрупкая художественная натура сантехника страдала исключительно от того, что унитаз — это гениальное изобретение человечества, техническое чудо, требующее тонкой настройки и нежного обращения — обычные граждане умудрялись выводить из строя едва ли не ежечасно, лишая Николая Серафимовича заслуженных перекуров и вводя его разум в состояние «когнитивного диссонанса». А непереносимые моральные страдания, причиняемые Николаю лицезрением результатов варварского обращения с водосливными приборами, требовали длительного «лечения» или, на худой конец, «профилактики». Поэтому прикладываться к облегчающему душу напитку приходилось чаще, чем ежедневно. Вот и сейчас, после очередного визита к текущим бачкам, Николай Серафимович в смятении мыслей и чувств спустился в подвал, открыл встроенный в стену пожарный шкаф и вытащил из него заветную бутылочку.