— Наша мать была грешницей. Самоубийство — это грех. Она не заслуживает нашей скорби. — повторил я то, что сказал мне пастор, когда мы с отцом ходили в церковь.
Я этого не понимал. Убийство тоже грех, но пастор ничего не говорил отцу об этом.
Марианна покачала головой и грустно коснулась моего плеча. Почему она должна была это делать?
— Ей не следовало оставлять вас одних, мальчики.
— Она никогда не была рядом с нами раньше. — сказал я твердо, сдерживая свои эмоции внутри себя.
Марианна кивнула.
— Знаю, знаю. Твоя мать…
— ...Была слабой. — прошипел я, отстраняясь от ее прикосновения.
Я не хотел говорить о ней. Я просто хотел забыть о ее существовании, и хотел, чтобы Маттео перестал смотреть на этот дурацкий нож, как будто он убьет его.
— Не надо. — прошептала Марианна. — Не становись таким, как твой отец, Лука.
Это то, что бабушка Марсела сказала, прежде чем умерла.
Бабушка выглядела худой и маленькой. Ее кожа казалась слишком большой для ее худого тела, будто она одолжила ее у человека вдвое больше ее.
Она улыбнулась так, как никто никогда не улыбался мне, и протянула свою старую руку. Я взял ее. Ее кожа была как бумага, сухая и холодная.
— Не уходи. — потребовал я.
Отец сказал, что она скоро умрет. Вот почему он отправил меня в ее комнату, чтобы я понял, что такое смерть, но я уже знал.
Бабушка слегка сжала мою руку.
— Я буду присматривать за тобой с небес.
Я отрицательно покачал головой.
— Ты не сможешь защитить нас, когда будешь там.
Ее карие глаза излучали добро.
— Скоро тебе не понадобится защита.
— Я буду править всеми. — прошептал я. — Тогда я убью отца, чтобы он больше не мог навредить Маттео и матери.
Бабушка коснулась моей щеки.
— Твой отец убил своего отца, чтобы стать Капо.
Мои глаза расширились.
— Ты ненавидишь его за это?
— Нет. — ответила она. — Твой дед был жестоким человеком. Я не могла защитить Сальваторе от него. — ее голос стал хриплым и очень тихим, так что мне пришлось наклониться поближе, чтобы услышать ее. — Вот почему я пыталась защитить тебя от твоего отца, но снова потерпела неудачу.
Ее веки затрепетали, и она отпустила мою руку, но я вцепился в нее.
— Не становись таким, как твой дедушка и отец, Лука.
Она закрыла глаза.
— Бабушка?
Я нахмурился, затем оглянулся на Чезаре, который наблюдал за мной, скрестив руки на груди. Слышал ли он, что сказала Марианна? Отец рассердится на нее. Очень рассердится.
Я повернулся на ботинках и пошел к нему, остановившись прямо перед ним и сузив глаза.
— Ты ничего не слышал.
Брови Чезаре поползли вверх. Неужели он думает, что я шучу?