И, не дав возможности ей возразить, а Джейсону ответить, он развернулся и вывел ее из кабинета. Онемев, она пребывала в молчании и неподвижности, пока он закрывал дверь за ними.
— Ты в порядке? — спросил он, когда они благополучно выбрались в приемную.
Вопрос донесся до нее, как через многие слои ваты, отдаленный и приглушенный. Боже, нет, она не была в порядке. Все, что у нее было — родители, дом, личность — все было разнесено к чертям за считанные минуты. Хоть у ее семьи и жизни было множество недостатков, все же они были ее. Они были знакомыми и привычными. Пусть и не в совсем благоприятном ключе, но они были ее защитой... ее нормой. А что же есть у нее теперь? Ни дома. Ни семьи. Друзья, которые прогибались и колыхались согласно направлениям постоянно меняющегося ветра тенденций в обществе. Мужчина, который ненавидел ее отца так сильно, что без колебаний лишил ее воли и силы, чтобы осуществить свою месть.
Нет. «В порядке» покинуло Бостон на последнем ночном рейсе, а «дерьмово, как никогда» только что вошло в здание.
— Не знаю, куда ушла ассистентка твоего отца, но она, скорее всего, скоро вернется, — темно-серый цвет его рубашки и темное серебро его галстука заполнили ее поле зрения, в то время как аромат весеннего дождя укутал ее в свои объятия. — Пару ближайших минут не думай, кто может увидеть или что можешь показаться слабой. Просто обопрись на меня на пару минут. Мы не будем это обсуждать и вспоминать. И я обещаю не использовать это против тебя.
Он нежно, но крепко обхватил ее затылок и притянул ее ближе в сильные, твердые линии своего тела.
— Это будет нашим секретом, — пробормотал он в ее волосы.
Низкий, темный бархат его голоса манил ее так же сильно, как и его нежное, настойчивое объятие. Только на мгновение. Она опустила лоб на широкую поверхность его плеча. Позволила себе опустить ресницы. Она так устала. Вес отцовского неудовольствия и неприятия упал на ее плечи, словно гиря, которую она была не в силах поднять. Вместо этого она давила на нее, выжимая воздух из легких, стягивая ее грудь и ослабляя ноги. Да, она позаимствует его силу, обопрется на него только на мгновение.
— Сидней?
Она окаменела. Ох. Черт.
Медленно, она выпрямилась и развернулась. И увидела Тайлера.
Он перевел взгляд с нее на Лукаса и обратно, и его темно-коричневые брови хмуро изогнулись.
— Сидней, — сказал он, подходя ближе и вытягивая руку к ней. — Что происходит? Что-то не так?
Ее живот сжался от сожаления об унижении и боли, которые она собиралась причинить. Она нисколько не сомневалась, что была небезразлична Тайлеру, да, но было ли это любовью, которую следует испытывать к жене? Нет. Но все же, он бы пострадал от отказа на публике. О нем бы все равно шептались и сплетничали. А она потеряла бы друга.