Бурый снова прервал рассказ, подав знак, чтобы наполнили рюмки.
— За что пьём? — спросил Змей.
— Давай за наблюдательность, — предложил Бурый.
Выпив, он поставил стальную рюмку на ящик, который играл роль импровизированного стола, и сделав мрачное лицо, продолжил:
— Я так быстро еще никогда не бегал! Прибежал в палатку, отдышался. Меня там еще трясло долго. Соратники думали, что у меня белочка. И вообще, я этому прапору хотел рожу набить, но он куда-то подевался, гад. Я когда паранджу сорвал с неё, там никакой девочки не оказалось. Там был второй дедушка. Только карлик. И беззубый.
Бурый, без тени смеха на своём лице, осмотрел собеседников.
Офицеры уже не могли смеяться и просто молча катались — кто по койкам, кто по полу.
"Подсолнухи" ушли далеко заполночь, знатно обогатив знания вновь прибывших снайперов. А морпехи завалились спать — впереди у них была война.
Пост сдал - пост принял.
Утром, позавтракав, Паша направился к Федяеву. Тот предложил поприсутствовать на утреннем совещании в штабе группировки, куда собирались штабные отделы и службы, командиры некоторых оперативных группировок, представители подразделений разведки, ПВО, ВКС, флота, советнического аппарата и частной военной компании "Меч".
— За полчаса узнаешь и прочувствуешь всё, что здесь происходит, — усмехнулся Валера. — Только сядем на задних рядах, чтобы командующий тебя сразу не узрел. А то может вопрос задать, кто этот новый офицер. И на Родину тут же отправит — он это любит.
— Может, не надо? — с тоской спросил Паша.
— Надо, — уверенно кивнул Федяев. — Иначе ты не прочувствуешь дух этой войны…
Ежедневное расширенное совещание, которое проводил командующий группировкой генерал-полковник Сурин, проводилось в конференц-зале Центра боевого управления, специально оборудованном для подобных мероприятий — несколько больших экранов во всю стену, карта боевой обстановки, проектор, видео-конференц-связь. Здесь находилось порядка сорока офицеров и генералов, лица которых, вопреки представлению Паши Шабалина, совершенно не были преисполнены героизмом от осознания грандиозности и значимости выполняемой задачи — они отражали лишь усталость, недосып и тривиальность военного бытия. Федяев и Паша пристроились в последних рядах мерно галдящего зала, и практически сразу кто-то громко подал команду:
— Товарищи офицеры!
Начальник штаба тут же громко повторил:
— Товарищи офицеры!
Загремели стулья, все встали и вытянулись по стойке "смирно". В помещение быстрой походкой вошел командующий, махнул рукой, мол, садитесь, и еще не дойдя до своего места в углу зала, на ходу начал громко выражать свои эмоции: