Можно уйти в иные миры и вернуться богом. Можно просто уйти в астрал, если надоело. Можно просто уйти, и это не так плохо, как кажется.
А нудные и рассудительные долдонят: чудес, мол, нет, перевелись на святой Руси кудесники. Святость вот перевелась, но это временно, неопасно и быстро восстановимо. А чудесников хватает, под каждой елкой на Руси чудеса. Нет только Бабы Яги, Змея Горыныча и Кощеющки. Не дожили удальцы. А жаль. Погуляли б на свадьбе Алексея Михайловича Смурнова и невесты его Катерины, а затем и двинули в нефтяную отрасль...
Смурнов же после женитьбы остался в конторе, за письменным столом у стены, на государевых харчах и в окружении верных сподвижников. Оставалось ему вкалывать в проектном учреждении год и три дня.
6
- Ну, батенька, как мы себя чувствуем? - спросил улыбчивый, покачивая ногой.
- Спасибо, очень хорошо, - ответил Смурнов.
- Ну, вряд ли очень, - усомнился тот. - Неужли вам, батенька, свобода не дорога?
- Ну что вы, очень дорога, - начал он оправдываться.
- Ладно, ладно, - выдохнул улыбчивый. - Все нормально закончится, так что не переживайте.
- Правда?
- Ну а если ненормально закончится, все равно не переживайтеэ, не к добру переживать, - добродушно пояснил гость.
- Я постараюсь, - уверил Смурнов.
- Я вообще-то с вами поговорить хотел.
- О чем?
- Да так, - махнул рукой добрый. - О жизни, что ли.
Был он чисто выбрит, и молод, и в светлом клетчатом пиджаке. Носки виднелись серые, и брюки серые, и галстук, и сам живой. Занял он просторное кресло, Смурнова таким образом на кровать оттеснил. Сидел там Смурнов и не дергался, не возражал, значит, против гостя незваного, но вежливого, без матов и пинков, - пока, во всяком случае.
- Разговор должен быть честным, - предупредил добрый, наставительно подняв указательный перст.
- Ну разумеется, - обиделся Смурнов на нелепые подозренияч.
- Так во сколько лет, Алексей Михайлович, занялись вы онанизмом?
- А какое это имеет значение?
- Огромное, мой друг, - наставительно сказал клетчатый. - Я бы даже сказал, принципиальное. И я попросил бы больше не спрашивать, что там имеет значение, а что не имеет. Мы здесь решаем, что значением обладает. Так во сколько, Леша?
- Это моя личная жизнь, - сказал он.
- Нет здесь личной жизни, - с сожалением обьяснил затейливый. Раньше, может, и была, а теперь нет. И вообще, я решаю, что личная жизнь, а что неличная, а что публичная и так далее.
- Первый раз, что ли? - осторожно поинтересовался Смурнов.
- Ну разумеется.
- Лет в семнадцать, - признался он.
- Знаете что? - клетчато сказал тихий. - Такое добром не кончится, Алексей вы наш Михайлович. Мы же договорились, что все будет честно. Какое там семнадцать? Вы не знаете, что такое онанизм? Или забыли, чем время меряют? Если было вам десять лет, так и скажите. Нечего спектакли показывать.