Ефимка бубнил, его приятели помогали ему, а я их слушал.
Лес начал редеть, открывая обширную поляну. На поляне велась работа. Строились шалаши, стучали топоры, варились котлы, пахло травяными отварами. Кругом шныряла детвора. Тот тут то там раздавались возгласы о моём появлении. Я здоровался с людьми, обнимался.
Впереди, возле огромной кучи хвороста, всхлипывала и пищала мелкая, годиков трёх, девчушка, слушая дразнилки мальчишек. Утирая глаза кулачком одной руки, другой она прижимала к себе соломенную куклу.
Толик поспешил к девочке, присел перед ней на корточки:
— Ты что плачешь, краса ненаглядная?
Девочка, увидев чужого человека, испуганно замолчала, кривя в страхе губки.
— Ты угадал Толя, её Красавой зовут. — Поспешил я развеять испуг малютки. Та увидела меня, узнала, осмелела и опять пустила огромные слезины:
— Меня мальцы дразнят гусеницей. — Пищала она.
Стоящие рядом мальчишки захихикали.
— Эй, тараканы, вы за что её гусеницей дразните? — Строго спросил Толян.
— А у ей сарафан зелёный. — Отозвался один и хохотнул.
— Как у гусеницы. — Засмеялся пацан помельче.
Толик повернулся к девчушке:
— Видишь ли дитятко, гусеница превращается в прекрасную, красивую бабочку. Так?
Девчушка кивнула и шмыгнула носом.
— А тараканы, — Толик кивнул в сторону пацанов, — как были тараканами, так и останутся. Так что ты на них не обижайся, они сами того не ведая, твою красоту хвалят.
Девчушка всхлипнула, улыбнулась, показала язык пацанам, поклонилась Толику и деловито зашагала прочь. Мальчишки были ошарашены доводами Толяна, и ловили ртами воздух.
А говорит-то мой сосед по тутошному, как плёткой хлестнула догадка…
…Мурашки пробежали по моей спине, и я почувствовал себя голым. Мальчишек как ветром сдуло. Обернувшись мои глаза поймали взгляд Бурея. Он стоял худой, высокий, мудрый и буравил взглядом спину Толика. Тот медленно повернулся…
Они смотрели в глаза друг другу около минуты.
Толик первым опустил глаза, и пал на колени:
— Прости мя, тятя! Прости дитя своё не разумное! — И Толик приложился лбом к ногам ведуна…
У меня сорвалось дыхание. Как тятя? Неужель Бурей отец Толяна?
— Наконец то, я тебя нашёл дитятко! — прохрипел Бурей, старея на глазах, — вот мать то обрадуется.
— Прости меня тятя! — Громче застонал Толян.
— Давно простил сыне, давно. Не было дня, что бы я не искал тебя, но не хватало чутья… Глаза волхва слезились.
Моя голова кружилась от эмоций и энергий, исходящих от двух Святогорычей. Как в пелене я видел бегущую, плачущую бабу Миланью.
— Толкуня, сынок! — Причитала она, вешаясь на шею Толику.