— Я пыталась избавиться от похмелья, — объясняет она мне, её зубы стучат, словно мексиканские прыгающие бобы.
Вода стекает на паркет, а я пытаюсь понять, что, черт возьми, она сказала.
— Ты пыталась что?
Распустив волосы, она вытирает голову краем белого махрового полотенца, вновь открывая свое соблазнительное тело.
Я отвожу взгляд, но ловлю себя на том, что пытаюсь посмотреть на неё хотя бы краем глаза. Всего секундный взгляд на крошечные соски, торчащие под тканью футболки, после чего опускаюсь к изящным ножкам.
Она вытирает полотенцем волосы, в то же время пытаясь объясниться.
— Экстремальная смена температуры должна избавлять от похмелья, поэтому я решила, что, окунувшись, смогу почувствовать себя лучше.
Молния в небе освещает комнату, и только теперь я замечаю, что электричество, должно быть, отключено, потому что комната погружена в кромешную тьму. Сначала меня это возбуждает. Заставляет мой член еще больше зашевелиться. Но следующая вспышка переводит мое внимание. Шторм сильный. Очень. Игнорируя пока неудобство, вызванное отключением электричества, я борюсь с яростью, закипающей в моих венах.
— Помогло? — спрашиваю я резко.
Амелия издает смешок.
— Да, думаю, помогло.
В попытке укротить мою усиливающуюся злость, провожу рукой по мокрым волосам.
— Хорошо, я рад, — удается процедить мне сквозь зубы.
Словно зная, что меня расстроили её действия, она снова пытается объясниться.
— Шторм начался так быстро — я не ожидала.
В этот момент я теряю самообладание.
— Ты могла погибнуть. Если бы ты не была младшей сестрой Кема, Богом клянусь, я перекинул бы тебя через колено и отшлепал твою маленькую задницу докрасна за то, что не послушала меня, когда я сказал зайти в дом.
Её серые глаза расширяются до размера блюдец, грудная клетка поднимается и опускается быстрее, чем минуту назад. Не знаю, испугали ли ее до чертиков мои слова. Или завели до предела.
— Что ты сказал? — спрашивает она резко.
Ладно, возможно, я неправильно читаю язык её тела.
— Ты слышала меня.
Мы осматриваем друг друга, после чего Амелия прячет прядь волос за ухо и прочищает горло.
— Прости, — выдает она.
Колеблясь на грани чувства вины за мудацкое поведение и желании сказать, что ей должно быть жаль, я замечаю, что сам прочищаю горло.
— Не делай так больше. Я спасатель, но, если бы тебя унесло течением, не уверен, что смог бы спасти тебя.
Девушка моргает, затем прищуривается, в ее взгляде читается «иди сюда».
— То есть прости, не думаю, что правильно тебя услышала.
Я тоже прищуриваюсь.
— Оу, ты прекрасно меня слышала.
Мы, так сказать, оказались в тупике, пялясь друг на друга.