– Почему мы выезжаем не через центральные ворота? – спросила я.
– Так короче, – ответил Гига, не моргнув глазом.
И я поверила, не обратив внимание на неудобное чувство, коснувшееся груди.
Город пел, разливался многоголосьем юной зелени, солнцем по листьям, сверкал бликами на водах Куры и подмигивал мостами над ней.
– Вам наверняка понравится это приключение. Оно будет головокружительным, – пообещал Гига, направляясь к выезду из города.
Я не могла и подумать о том, что он нисколько не преувеличил. Наоборот, немного приуменьшил…
Всё, как обычно, спасла Маруська. Я уже был на пороге, злой и взвинченный, как затрезвонил телефон.
– Катя?! – не глядя, поднёс я к уху трубку.
– Это не Катя, это я, – обиженно прогундосила дочка и куда-то в сторону: – Ба, ты плавильно говолишь: мапа совсем голову потелял. – И уже мне: – Мапа, ты холошо голову искал? У меня вчела пингвин из Киндела под кловать закатился. Я всё на пузе облазила, но нашла. Ты лазил под кловать?
Я закатил глаза к потолку: о, женщины! Но рассмеялся.
– Голова на месте, – заверил я дочь, не признаваясь, что та с ирокезом. В зеркале гостиничного номера тот снова торчал до неприличия высоко.
– Это холошо, – деловито ответила Маруська. – Ба говолит, что ты голову потелял, а у деды её совсем нету.
– Это ещё почему?
– Катя звонила, а дедушка на неё налугался. Сказал не приезжать, потому что у Кати тоже сопли.
– Сопли? – опешил я. – Откуда ты знаешь?
– Слышала. Она так сделала… – и Маруся смачно потянула забитым носом и ещё более смачно хрюкнула.
Сопли… – Я аж в затылке почесал. – Ромашка заболела? А отец… вот уж хорош, старый хрен, он никак не успокоится! Ну, я его проучу! Мне всё это уже порядком надоело! Пока я пашу на него, он мне жизнь портит. Что там теперь Катерина надумала? Она ведь может! Вообще ума не приложу, что происходит в её пушистой голове. Кажется, ситуация не только вышла из-под контроля, но и мчится куда-то под уклон, как поезд, соскочивший с рельс. Чёрт, а я так люблю, когда всё по рельсам…
И тут же спохватился – ну я и отец, реально безголовый:
– Маруся, а у тебя давно сопли?
– Давно. Уже засыхают.
– А головка болит?
– Неть. Ба меня лечит сильно, я аж устала. А ты длакончика пливёз?
– Конечно, – соврал я.
– Ба говолит, что ты за мной в Сочи плиедешь. Ты длакончика не забудь.
– Не забуду.
Купить бы его где-нибудь. Надеюсь, в Тбилиси продаются… И тут Маруська добавила:
– И Катю.
Ответом запершило в горле, я кашлянул.
– Ладно, малыш, мне пора. Бабушку слушайся.
Снова глянул на себя в зеркало. Поправил галстук, часы за запястье. Вернулся в ванную и смочил предательский ирокез. Посмотрел на Ромашкин номер в мобильнике, но не стал набирать, лучше лично поговорю. Спокойно, глядя глаза в глаза. Скажу, что нужна, обниму и перепроверю: что всё правильно поняла. А потом заберу, и мы вместе через Батуми поедем за Маруськой. Морем. И никаких больше женихов, свадеб и сумасшедше-богатых старушенций с замашками Сталина. Да, именно так, дело решено! Даже если у Катерины сопли…