Время от времени он тосковал по своему унылому заводику, своему особняку, как уважительно он называл свое потомственное жилище в этой деревне – изба шесть на шесть метров, с сенями, большим погребом во дворе и уютной печью, на которой спал. Удобств, правда, не имелось – сортир одноочковый, фамильный, возле покосившегося забора и рукомойник, прибитый к березе. Иван в последнее время часто вспоминал свое фамильное гнездышко в одиозном по названию поселке - пару раз ему предлагали работу в других регионах России, но каждый раз он отказывался. А смысл что-то менять: зарплата чуть выше, условия почти те же, да и названия тех поселков, куда ему предлагали переехать, мало чем отличались по названию от его родной Мошёнки по смыслу – вспомнить в точности ему почему-то сейчас не удавалось, наверняка эти серые что-то сделали с его головой, но ассоциации с теми местами прочно ассоциировались с понятием дальних ебеней. Здесь же на станции, где он жил и работал последние полгода, все по-другому: хозяин выделил ему жилой модуль, состоявший из четырех помещений. Комната, она же гостиная, она же спальня с очень удобной кроватью – тут Иван сравнивал её со своим родовым диваном в своей избе. Из плюсов: регулировка жесткости, наклона и температуры ложа, а из минусов – неудобно лежать в ботинках, просматривая местный аналог телевизора, некий головизор, создающий объемные изображения посреди комнаты. Удобной спинки, как у его фамильного лежбища, нет… еще один минус – нет любимых каналов со Скобеевой и Соловьевым, кровать все же не диван!
Кроме того, имелись: небольшая мини-кухня, коридор еще меньших габаритов и совмещенный санузел – именно последняя комнатка вызывала у русского переселенца почти щенячий восторг. Вспоминались те выматывающие омовения в бадье по выходным, когда приходилось долго и нудно греть воду на дровах, чтобы поплескаться - можно было и в речке сполоснуться, конечно, но вот что делать зимой? Вано как-то раз попробовал на морозе сгонять к проруби и назад – долго потом лечил цистит, вспоминая собственный «героизм». А тут все под боком и все четко: нажал кнопочку, чик – и все! Ванек ощутил, наконец, себя цивилизованным гомо сапиенсом, чтобы это словосочетание не означало на самом деле – полноценный унитаз, умывальник и душ, вместо дырочки в доске днем и ночью, в дождь и мороз, где пару раз поскользнулся и чуть не нырнул в говно! Душ, где температуру воды он мог регулировать без рук – нейросеть позволяла делать такие простые вещи мысленно – были, правда, ограничения на лимит воды, ведь он все-таки на орбите, а не на планете. Этот момент он понимал, хоть и самого лимита вполне хватало на все гигиенические процедуры, грязным он больше не ходил – даже пропал запах собственного тела, которые преследовал его всю его сознательную жизнь.