— Зачем ты убил их всех? — столько жизней погублено.
— Сопутствующие потери. И ты тоже могла стать одной из них, — никаких эмоций. Механический ответ.
Кто он такой?
— Тебе не обязательно убивать меня, просто отпусти. Клянусь, я никому ничего не скажу, — но моя мольба ничтожна. Мне бы хотелось верить, что она сработает, но после того, что я видела, я понимаю, что умолять бесполезно.
Шестой качает головой.
— Это так не работает. У тебя есть информация, только по этой причине ты все еще жива.
— Значит, прошлая ночь ничего не значит? — спрашиваю я, готовая охотно отдать ему свое тело в полное пользование, лишь бы выжить.
— Цель прошлой ночи — получить наслаждение. Ничего более, — отвечает он. Его слова режут хуже ножа, добавляя боли ко всему уже произошедшему сегодня; желудок у меня переворачивается. — И в этом вопросе ты оказалась великолепна.
— Подонок. Ты знал, что собираешься убить меня, и трахал, — обвиняю я, и слезы ручьями текут по щекам.
Он резво сворачивает на проселочную дорогу, и машина ускоряется, а меня вжимает в спинку сиденья.
— Нет. Я не знал, пока не прижал дуло пистолета к твоему лбу.
Его объяснение не сильно утешает меня.
Мне казалось, что каждая мышца моего тела дрожит от сковавшего меня напряжения.
Машина несется по шоссе, мои руки по-прежнему связаны; я просто сижу и жду. В голове крутится столько вопросов наравне со всеми «что, если» и абсолютным, не вызывающим сомнения шоком. Был шанс, что все это мне только снится, но боль в запястьях уничтожила каждый из вариантов, что все еще может повернуться иначе.
— Что тебе известно? — спрашивает он, нарушая тишину.
Я качаю головой. Если я расскажу ему, последняя причина не убивать меня исчезнет.
— Я могу выбить из тебя информацию, но будет проще, если ты сама расскажешь.
По моей щеке скатывается слеза, губы дрожат.
— Не хочу умирать, — мой голос звучит не громче шепота.
— Все умирают.
Не знаю, воспринимать заявление Шестого как обобщение или как то, что все, с кем он контактирует, умирают.
Он ни слова не говорит, не выражает сожаления, и в машине снова воцаряется тишина.
Три часа мы едем в гробовой тишине, которая прерывается только моими всхлипами. Мне хочется насладиться проносящимися за окном видами, хотя ситуация не располагает к этому. Но так, по крайней мере, последним, что я увижу, будут красивые пейзажи, а не жуткие картины из лаборатории.
Торопясь, он избавил меня от необходимости видеть, как он поступил с Марси и другими, но судя по его точности...
Мика, Шерил и доктор Митчелл... это ведь я впустила его. Я тоже виновата в их смерти.