— Тьфу ты… Ты её берёшь? Или не берёшь?
— А… — махнул ругой Гоги, — беру!
— Ну и отлично. А теперь поднимай и отнеси её туда, где можно удобно положить.
Гоги, с помощью Короткого, осторожно поднял женщину и отнёс в магазин, положил там на прилавок.
Пашка усыпил «мстительницу» и, при помощи принесённого грузином пинцета, извлёк из коленки пулю испачкавшись в крови. Потом срастил мягкие ткани. Кость не стал лечить. Дело тяжёлое и долгое. Пусть сама срастается. В плече пуля прошла насквозь, скользом через мягкие ткани, не задев плечевой кости.
Обезболил организм. Разбудил пациентку. Причём, всё это он сделал, не прикасаясь к её телу. До такой степени уже развился его дар. Да и процедуры были мелочные, не требующие больших затрат энергии.
Галя очнулась и попыталась сесть.
— Лежи.
Она послушно снова легла на прилавок.
В дверь затарабанили. Гоги выбежал на секундочку и снова вернулся. С двумя подчинёнными Фукса.
Один строго сросил.
— Гоги! Что у тебя тут за стрельба? Соседи жалуются. Нет, говорят, покоя.
Гоги развёл руками.
— Дэвущка, купила автамат, нажала на окурок. Руку свело. Долго стреляла… Ни в кого не попала. Только в себя попала. Вот, Скорый, слава Иисусу, помог.
Лейтенант посмотрел на Галю, которую Скорый усердно бинтовал найденными в аптечке бинтами.
— Её к знахарю надо.
— Обойдусь, — отмахнулась больная, — и не в таких переделках была.
— Так это же Киса!… Киса, как тебя угораздило?
— Ну… Судорогой пальцы свело. У меня так бывает.
Полиция потопталась, похмыкала и отправилась восвояси.
А Пашка попросил.
— Короткий, загони-ка луноход в ангар… Гоги, там оружие в прицепе. Это на продажу.
— Так. Теперь с тобой.
Он начал разматывать бесполезные декоративные бинты. Галя настороженно на него смотрела.
Пашка потрогал плечо, пощупал коленку.
— Что чувствуешь.
— Ничего не чувствую.
— Отлично. Приступим.
И он вогнал женщину в ступор. Глаза её остекленели, всё тело расслабилось, лицо приняло спокойное выражение. И правда — Галя красивая баба. Когда не злится.
Скорый повернулся к Гоги.
— Симпатичная, правда?
Тот удивлённо покивал.
Пашка сел на прилавок около головы пациентки и зашептал, вслед за словами формируя образы.
Сначала он представил Гвоздя и тех бандюков, которые были с ним здесь в конторе. И начал формировать у загипнотизированной чувство недовольства такой жизнью. Потом усилил его до чувства презрения и постепенно довёл до полного отвращения.
Тот кусочек мозга, который налился цветом, Скорый зафиксировал в таком положении.
— Взрослые люди, — внушал он Гале, — а ведут себя как дети. Нет, чтобы пережениться, настрогать детишек, построить себе приличные дома. Жить по человеческий!… А они всё в Робин Гудов играют.