Третий вопрос сам напомнил о себе бурчанием желудка. Ну конечно — еда. Как же без нее, родимой. Вроде перед смертью побывал на банкете, где зря время не терял. Но что-то не чувствовал он сейчас никакой сытости. То ли после смерти времени много прошло, то ли тело, молодое незнакомое, требовало свое. Откуда-то он помнил, что человек может жить без пищи месяц. Была бы вода. А так, за счет запасов жировых накоплений, можно продержаться месяц не месяц, но неделю точно. Он поднял рубаху, посмотрел на свои «жировые накопления», похлопал себя по впалому животу и разочарованно цыкнул сквозь зубы. Тратить было явно нечего. Придется по пути искать что-нибудь съедобное. Для дичи у него пока руки коротки, но ведь сейчас, судя по всему, поздняя весна. Для ягод рановато, но некоторые травы как раз только весной и годятся в пищу.
Он вспомнил, как в своем далеком детстве соседи-корейцы вместе со всей своей детворой по весне уходили в сопки собирать различные травы. Ради того, чтобы погулять по молодой травке, он тоже ходил с ними. Заодно помогал собирать травы и сконфуженно усмехался, когда старенькая, согнутая жизнью пополам старушка, выкидывала почти все собранное им сено и, по-доброму улыбаясь морщинистым лицом цвета старого кирпича, тыкала ему под нос оставшийся пучок, что-то объясняя ему на своем причудливом языке. А потом угощала их семью различными салатами из этих трав, надо сказать довольно вкусными. Из того, что он тогда собирал, ему вспомнились только одуванчик, папоротник, щавель и еще какая-то трава, развесистая, по колено высотой и с толстым сочным стеблем, но с таким заковыристым названием на корейском, что он никак не мог его запомнить. Как она называется на русском он не знал, но зато хорошо запомнил внешний вид и как ее приготовить. Да и грибы уже должны быть. Он не очень хорошо разбирался в съедобных грибах, но зато отлично помнил, как выглядят ядовитые. Так что неделю он продержится. А там, уже после того как он сделает себе приспособления и оружие, придет черед и настоящей еды. Ничего, выжил в том мире, выживет и в этом. А если мир будет против, что тем хуже для него.
Его поход в неизвестное начался с того, что он нашел на окраине поляны молодое деревцо, похожее на ясень. Скорее это можно было назвать побегом, чем полноценным деревом. Прямой ствол без сучков, небольшая крона, кора тонкая и мягкая и само деревце высотой в два его роста. Толщиной с его руку, как раз то, что ему было нужно. Промучился он с этим деревцем примерно с час, потому что, несмотря на молодость, оно было уже довольно твердым и упругим. Был бы он взрослым, ему наверно хватило бы минут пять. Но детские слабенькие ручонки, тяжелый боевой нож, крепкая древесина… Короче к тому моменту, когда у него оказался дрын в полтора метра длиной, он запыхался, как медведь в парной и обновил свои новорожденные ручки, натерев на них водянистые мозоли. И дело доделал только из одного упрямства и из-за привычки всегда доводить начатое до конца. Затем еще час он снимал кору и острил один конец, тот, где раньше был комель. Древесина там была покрепче, но его предыдущими усилиями по рубке дерева была разлохмачена как веник и ему оставалось только обрезать эти лохмотья и придать вид более или менее острого кола. Спустя два часа сплошного мата и четырех лопнувших, уже кровавых мозолей, примитивное копьецо было готово. Тонкий ствол, очищенный от коры, еще сочился соком. Пришлось, чтобы он быстрее высох и не скользил в руке, хорошенько обмазать его землей. Хорошо было бы еще обжечь острый конец на огне, но это он оставил на потом. Огня не было и до него еще надо было дожить. Он критически осмотрел получившееся изделие.