Шел не останавливаясь, быстрым шагом и не отвлекаясь на местные достопримечательности, только внимательно вглядываясь в подозрительные места. Поэтому вся дорога не заняла много времени, часа три от силы.
Каторжники трудились в поте лица своего, пыхтя и ругаясь тащили к речке носилки с золотоносным песком, поэтому не сразу заметили усевшего на отвал с пустой породой мальчишку:
— Мужики, не подскажете, как пройти в библиотеку? — классика — она такая… классика. В любое время и в любом мире.
— А? Что? — встрепенулись бывшие кандальники. — Ты кто? — И на всякий случай потянулись к суковатым дубинкам, лежащим поодаль.
— Я почтальон Печкин, принес известия от вашего мальчика. — выдал Ольт еще один перл. Он нес всякую пургу и сам удивлялся несдержанности своего языка. Все-таки сказывалось однобокое общение с росомахами, да и возраст давал о себе знать. — Бросайте ваши дубинки. Я вам лучше принес. Спокойно, спокойно, мужики, меня Кривой прислал, с хлебушком.
— А, так бы и говорил, а то пошалун какой-то. А что за известия, от какого еще мальчика, сына что ли? — успокоились каторжники.
— И от сына тоже. Но все потом, а сейчас мешок примите, а то все руки оттянул, проклятый. Только осторожно, а то там спотыкач в кувшине, не разбейте.
— О! — повеселели мужики. — Спотыкач, сто лет не видели. Что это Кривой расщедрился? И чего он сам не пришел? И… О! Смотри тут и нож есть! — мужики с немного ошарашенным видом вытаскивали из мешка подарки. Рубахи и штаны привели их в экстаз. А когда увидели соль, так вообще чуть не прослезились. Соль здесь была в буквальном смысле на вес золота.
Ольт чувствовал себя дедом Морозом и, что греха таить, ему было приятно. Его просто приводило в умиление простота и прямота местных. Отбросив дела в сторону, тут же уселись праздновать. Спотыкач развязал языки суровым таежным мужикам и Ольт узнал много интересного. Ему все было интересно. Он слушал и мотал на ус любую мелочь, что могла помочь ему в познании этого мира. Прощались они уже не просто знакомыми, а хорошими друзьями. Единственное, что на короткий миг омрачило веселье, это новость о дочке одного из них. Вельт, так звали этого каторжника, нахмурился, но Ольт предложил не думать об этом, а рассказать, как добраться до их деревни. Это решение пришло к нему спонтанно, когда он узнал все обстоятельства их жизни. Наверно стоило повременить и еще раз все обдумать, взвесив все «за» и «против», но еще в той жизни он отличался быстротой и решительностью, что часто помогало ему в решении проблем, а сейчас, обладая детским телом, которое порой самовластно вело себя в соответствии с возрастом, он просто не мог удержаться и предложил бывшим каторжникам перевезти их семьи в лагерь разбойников. Все ближе будут. А условия жизни немногим отличаются от их нынешних. Что деревенские избушки, что землянки разбойников — те же яйца, только вид сбоку. Даже получше будут, и главное — не придется налогов платить. А огороды можно и здесь развести. Единственным условием поставил сохранение секретности, чтобы никому и никогда ни слова о прииске, мотивируя это тем, что если кто-то из посторонних узнает о нем, то им тут не жить и придется опять подаваться в бега. Жить, прячась от стражников, боясь каждого кустика, мужикам не улыбалось, и они клятвенно пообещали, что ни-ни. И странное дело, почему-то им верилось. Да ради того, чтобы жить вместе со семьями, не скрываясь хотя бы от родных, они были готовы на все. Так что, хотя Ольт взвалил на свои плечи еще одну обузу, назад он шел с легким сердцем. Правда все эти разговоры заняли немало времени, поэтому к лагерю он подходил уже в сумерки.