И он принял решение. Попросился наверх. О предстоящих опасностях знал уже хорошо. Нет, он вовсе не собирался нарочно глядеть на кремлевские звезды. Он хотел использовать остаток жизни с пользой и хоть напоследок узнать что-то новое. Дочери он не сказал, что его цель – заглянуть в Великую Библиотеку, она считала, что он просто отправился на разведку. И все равно волновалась за него и плакала. Предчувствовала, наверное.
Он нарочно попросил ее не провожать его. Выходил он с Боровицкой и когда очутился на улице, увидел перед собой облупившиеся особнячки на противоположной стороне Моховой, мимо которых гулял последний раз двадцать лет назад, и сердце тоскливо защемило. Все-таки стоило вернуться, чтобы еще хоть раз посмотреть на все это. Странный клекот, раздавшийся откуда-то сверху, привлек его внимание и напомнил об опасности. Он повернул налево и тихонько скользнул вдоль улицы к ступеням Великой Библиотеки, стараясь не смотреть в сторону Кремля. Ведь сталкеры не зря предпочитают ходить парами: если вдруг один засмотрится на звезды, напарник вытащит. А его никто не вытащит, надо самому о себе заботиться. Он задумался о вечно голодной биомассе, которая, по слухам, обитает там, подманивая все, что движется. На секунду ему даже показалось, что он слышит этот зов. Но врач усилием воли отогнал искушение поднять глаза и хотя бы посмотреть в ту сторону, где в проеме между зданиями видна красная кирпичная стена. И ведь отговаривали его идти в одиночку, но явно без особого рвения. Видимо, рассуждали так: удастся ему вернуться живым и с добычей – отлично! А не получится… ну что ж, его предупреждали.
Михаил мельком покосился на памятник – сидящего в неудобной позе Федора Михайловича. Когда-то они с Ланкой гуляли здесь, сидели на траве в Александровскому саду, где все цвело и благоухало, заходили в Охотный ряд. А теперь дома вокруг стоят пустые, сквозь выбитые стекла внутрь врывается ветер. Со стороны невидимой в темноте реки донесся громкий плеск, врач вздрогнул, но оглядываться не стал. Вот уже и ступени, осталось немного. Только не факт, что в здании будет безопасней, чем снаружи.
Когда в темноте он потянул на себя тяжелую дверь и вступил в помещение, где время навсегда застыло, а стены были увиты толстенными лианами, тянувшимися из расколотых цветочных горшков, и на полу валялись книги, его охватил трепет. Возможно, сейчас он узнает нечто важное, но вряд ли сможет уже рассказать кому-то об этом. Огромный зал тонул в полумраке, перед ним простирался коридор, а за ним – лестница наверх. Из больших окон в здание проникал слабый свет. Справа виднелась шахта лифта, вернее ее остатки, дальше был гардероб. На миг Михаилу почудилось там движение, он вгляделся – нет, ничего, наверное, пальто чье-то свисает. Все чувства вмиг невероятно обострились, мысли тоже. Почему-то мысль об этом пальто не давала ему покоя. Врач миновал пост, где когда-то стоял охранник, отметив, что окно по правую руку затянуто какими-то веревками, и с содроганием понял, что это часть гигантской паутины. Местами она была порвана и свисала клочьями. И тут до него дошло – какое пальто, откуда? В тот день, когда упали ракеты, стояло лето. Он вновь взглянул в сторону гардероба – все крючки были пусты, темное пятно исчезло. Михаилу захотелось развернуться и бежать отсюда, но было поздно.