Франциск Ассизский и католическая святость (Диакон Алексий Бекорюков) - страница 16

. Почему так? Потому что «как черпая воду из источников, иногда неприметно зачерпываем и жабу вместе с водою, так часто, совершая дела добродетели, мы тайно выполняем сплетённые с ними страсти... Ко всем же сим добродетелям прилипает тщеславие, как... отрава»105. Поэтому никакая «добродетель не может быть совершена без смиренномудрия»106, которым прогоняется и отсекается гордость и тщеславие, неизменно её сопровождающие. Тем более, что «смирение и без дел многие прегрешения делает простительными. Напротив того, без смирения и дела бесполезны, даже уготовляют нам много худого... Что соль для всякой пищи, то смирение для всякой добродетели». И «пока не смирится человек, не получает награды за своё делание... Воздаяние же бывает уже не добродетели и не труду ради неё, но рождающемуся от них смирению. Если же оно оскудеет, то первые будут напрасны... А когда человек возлюбил гордыню, не знает уже сокрушения» — прекрасно завершает преподобный Исаак Сирин107.

Современные подвижники лишь подтверждают единодушное свидетельство отцов древности. «Телесный [подвиг], если не перейдёт в душевный, — совершенно бесплоден, — более вреден, чем полезен, — пишет святитель Игнатий Брянчанинов, — удовлетворяя человека, не допускает его смириться, напротив того, приводит к высоте мнение о себе, как о подвижнике, не подобном прочим немощным человекам»108. Помимо этого, оказывается, что истинные добродетели суть не «добрые дела» католиков, которые они складывают в свою сокровищницу, а, как учит Авва Дорофей, качества или свойства души, приобретённые ею в результате борьбы с грехом, а именно: послушание, воздержание, сострадание, отсечение своей воли, кротость, терпение, мужество, скрепляемые, разумеется, смирением, без коего добродетель таковою не является109; начало же всех добродетелей — вера110, соединённая с любовию и надеждой111, а не «заслуги», приводящие человека лишь к высокомерию и тщеславию.

Действительно, когда мы «стремимся к упражнению в мнимых добродетелях, потому что они приятны для наших чувств, потом, мало-по-малу, неприметным образом, заражаемся мнением и, как благодать не спешит осенить, увенчать нас, то мы сами сочиняем в себе сладостные ощущения; сами себя награждаем и утешаемся сами собою». «Тщеславие [же] стремится преждевременно к духовным состояниям, к которым человек ещё не способен по нечистоте своей, за недостижением истины — сочиняет себе мечты. А сладострастие, присоединяя своё действие к действию тщеславия, производит в сердце обольстительные, ложные утешения, наслаждения и упоения. Такое состояние есть состояние самообольщения»