Я хмурюсь.
— Да, у них есть выбор, и он заключается в принятии решения совершить плохой поступок осознанно, и именно это делает их по-настоящему злыми, — отвечаю я уверено.
— То есть, — смеется Тобиас, — чтобы человек считался злым, он должен осознавать свои злые деяния?
Я хмурюсь, пока он наблюдает за мной.
— Да. Мне так кажется, — я ненавижу это: эти вопросы, это давление, оставаясь в полном незнании, права я или нет.
— Разве значение правильного и неправильного не отличается у каждого человека, Элла? — Престон усмехается.
— Может быть, — мой взгляд скользит по его непослушным светлым волосам, касающихся воротника пиджака.
— Как ты определяешь, что неправильно? — спрашивает Тобиас, бросая окурок в воду.
Я тяжело вздыхаю, испытывая раздражение от этого разговора. Тобиас касается пальцами моей щеки.
— Не расстраивайся, Элла. Это все часть игры.
— Думаю, нормальные люди понимают разницу. Никаких убийств, никакого шантажа, не вести ни о чем не подозревающую девушку к своему другу, чтобы она сделала все, что тот пожелает… — это, конечно, низко с моей стороны, ведь я знаю, что Тобиас остановил Третьего от того, чтобы трахнуть меня, но тот касался меня, делал со мной вещи, которые заставляют чувствовать меня грязно и неправильно. Я понимаю, что надавила слишком сильно, когда Тобиас медленно выгибает бровь, и его взгляд становится жестким, делая глаза похожими на осколки раскаленного нефрита. Престон выдыхает сквозь зубы, и боковым зрением я замечаю, как он делает шаг в сторону от меня. Черт. Пальцы Тобиаса все еще на моей щеке, и его хватка становится сильнее, когда он поворачивает мое лицо к себе. Наклонившись, его губы почти касаются моих, и я могу почувствовать его теплое спокойное дыхание на лице. Прохожему бы показалось, что это всего лишь объятье любимого, но твердость его тела и болезненная хватка на моей челюсти говорят, что это точно не так.
— Неуважение неприемлемо, Элла, — что-то сверкает в его глазах, грозовые тучи надвигаются, угрожая разразиться бурей.
Мой взгляд падает на его губы без разрешения, прежде чем вновь вернуться к глазам. Мое сердце бьется в рваном ритме, адреналин разносится по венам, потому что этот мужчина опасен, и потому что это возбуждает.
— Извини, — выдыхаю я.
Он подносит губы к моему уху. Я дрожу, когда его дыхание щекочет мою шею.
— Ягненок, ты ходишь по краю, — его зубы прикусывают мочку моего уха, прежде чем мужчина отходит и смотрит на меня.
Пальцы Престона пробегаются по моей руке, поднимаясь к плечу, прежде чем он мило убирает волосы мне за ухо.