Я пыталась разглядеть в полумраке лицо Ральфа. Он смотрел на сцену, но, казалось, будто совсем не наблюдает за действием. Скорее, думает о чем-то своем. А мне было достаточно тепла его ладони. Сразу стало спокойно и уютно. Наверное, потому что, знала — пока Ральф рядом, можно забыть обо всем, потому что ничего плохого не случится.
Первый акт закончился. Раздались аплодисменты, в зале включился свет. Зашумели зрители, обсуждая увиденное.
— Пройдемся? — тихо сказала мужу.
— Хорошо.
Ральф поднялся и подал мне руку. Я не знала, о чем буду с ним говорить, но надоело молчать. Мы вышли в коридор и просто двинулись вдоль зала. Я взяла его под руку. Ральф не смотрел на меня, больше таращился под ноги. Все-таки злится. Где бы спрятаться, чтобы просто поговорить? Увлекла мужа к одному из выходов на балкон. Здесь никого не было, никто не желал мерзнуть. А я желала.
Под ногами расстилалась театральная площадь. Я оперлась на перила. Ральф снял пиджак и накинул мне на плечи.
— Мне не холодно, — обернулась к нему.
— А погода не спрашивает. — Он улыбнулся в ответ.
— Знаешь, я… рада, что ты пришел.
Ральф пожал плечами. Я снова перехватила его руку — так чувствовала себя увереннее. Что сказать? Мне никогда не было так сложно подобрать слова, как сейчас.
— Я хотел извиниться за ночной звонок. — Ральф все-таки заговорил первым. — Перебрал немного.
— Да ничего. — Я пожала плечами. — Просто испугалась.
— Почему?
Потому что люблю. Потому что не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, дорогой, но не знаю, что нам делать дальше. Только все это кружилось в голове, не желая воплощаться в слова.
— Просто неожиданно. Да и голос у тебя был… Странный. Побоялась, что будут неприятности.
— Понятно.
Ральф тоже оперся на ограждение балкона и смотрел на вечерний Ирген. Спокойный, как и всегда. Может, ему все равно? Но он бы тогда здесь со мной не стоял. Вообще бы не приехал. Только почему молчит?
— Я… соскучилась.
— Даже так? — Он на мгновение обернулся. — Что-то я при нашей последней встрече не заметил.
Думает, извиняться буду? Не буду! Хоть и наговорила лишнего. Может, и стоило бы, но… Куда деть глупую гордость? И обиду, которая хоть и затихла, но никуда не делась. Кто из нас вообще должен извиняться?
— Нам даже нечего друг другу сказать? — Ральф развернулся ко мне. И вот как догадаться, о чем он думает? Внешне — само спокойствие, как и всегда. А я чувствовала себя школьницей, которую вызвал к себе директор, и готова была сознаться во всем, даже в том, чего не совершала.
— Ну почему нечего? Просто, наверное, мы уже столько наговорили, что сами не знаем, как с этим быть.