А Каспару совсем не хотелось узнать, какова она в гневе.
Девушка, которую они первой приволокли в пыточную, Хольду ничем не напоминала. Она была не старше Каспара и попала в этот подвал настоящей красавицей — но на днях Ганс хорошо потрудился над ее лицом. Теперь разодранные до самых ушей щеки обнажали окровавленные зубы, а от мило изогнутого кверху носа мало что осталось. Как и от густых золотистых волос, большую часть которых спалили.
Работа есть работа, но Каспар предпочел бы пытать ее как-то иначе. А вот Гансу, похоже, было приятно изуродовать нечто красивое.
— Ну шо, давай ее на дыбу.
Некоторых заключенных и вдвоем было не так-то легко зафиксировать на дыбе-ложе, но эта девчонка почти не сопротивлялась. Каспар затянул петли на ногах, а Ганс занялся руками. Ведьма заскулила уже только от этого: веревки давно не оставили живого места на ее тонких запястьях и лодыжках. Сплошные синяки и глубокие ссадины.
— Ну, крути колесо счастья! А я за инструментом.
Каспар отвел взгляд в сторону и начал крутить похожее на штурвал корабля колесо.
С шумом завертелись валы, заскрипели толстые веревки. Кажется, связки и суставы несчастной тоже издавали скрипучий звук. Она не кричала, слышалось только сдавленное мычание. Девчонка наверняка думала, что крики доставляют палачам удовольствие — а это единственное, в чем она хоть как-то могла противиться своим мучителям.
— Каспар, шо-та я не слышу нихера! Крути до отказа!
— Да я уже до отказа натянул. Дальше не крутится.
На самом деле можно было крутить и дальше — если задаться целью совсем разорвать связки, разрушить суставы. Но после этого придется таскать заключенную на руках, а кому это надо? Одна такая поломанная, какая-то иностранка, валялась сейчас в своей клетке: после пыток не могла даже сидеть. От нее проку мало, лучше оставить в покое. Начальник приедет — разберется.
— А-а-а, значицо, она духу в клетке набралась… ну это ничо, это мы сейчас…
Смотреть ведьме в лицо юноша не хотел. Не потому, что оно превратилось в нечто совершенно отвратительное: он куда больше боялся боли, ужаса и ненависти в глазах. А еще хуже — если во взгляде уже не осталось даже этого, только отрешенность и пустота. Видеть такое было особенно тяжело.
Это означает, что человек окончательно сломлен. Мертв еще при жизни. Церковь говорила, что бескровная смерть на костре может помочь спасению душ ведьм и колдунов. Но сколько крови они проливали прежде, чем взойти на костер? И оставалась ли в изувеченных телах какая-то душа?
— Она плачет.
Юный палач не видел этого, но слышал.