Увидя красавицу Кримхильду — в роскошных одеждах, усыпанных драгоценными каменьями, и видя, что она красотою своею затмевала всех дам, Зигфрид то радовался ее красоте, то приходил в отчаяние.
«Может ли быть, чтобы мне когда–либо позволено было тебя любить? — думал он. — Лучше мне умереть, чем остаться для тебя чужим!»
Сам же Зигфрид в эту минуту был необычайно красив, точно на картине, нарисованной искусным художником, и все, глядя на него, говорили, что никогда еще не видали они такого прекрасного витязя.
В то время как Кримхильда, окруженная своими девушками и рыцарями, входила в зал и все гости расступались перед ними, подошел к Гунтеру Гернот и сказал:
— Позволь Зигфриду подойти к сестре, и пусть она приветствует его. Никогда еще никому не оказывала она такой чести. Этим мы сделаем из него себе друга.
Согласился Гунтер. Подошел Зигфрид к Кримхильде, и она, взяв его за руку, приветствовала его и поцеловала его. Зигфрид довел Кримхильду до собора и после службы по выходе из собора опять подошел к ней.
Так целых двенадцать дней Зигфрид почти не расставался с Кримхильдой.
Под конец празднеств король Дании Людегаст и саксонский фогт Людегер стали просить отпустить их домой, предлагая за себя выкуп — столько золота, сколько будут в силах увезти пятьсот коней.
Пошел Гунтер за советом к Зигфриду.
— Не годится это, — сказал ему Зигфрид, — лучше отпусти их домой даром, но возьми с них слово, что они никогда больше не тронут твоих земель, и пусть рука их будет в том порукой.
Послушался Гунтер его совета и отпустил пленников без выкупа.
Потом принесли полные щиты золота, и Гунтер, по совету отважного Гернота, не считая, оделил им своих воинов (говорят, было тут роздано им более пятисот марок) и отпустил их по домам.
Когда все разъехались, стал собираться в путь и Зигфрид. Услыхав об этом, король и молодой Гизельгер стали уговаривать его остаться.
— Куда собрался ты ехать, Зигфрид? — говорил Гизельгер. — Прошу тебя, исполни мою просьбу — останься у короля Гунтера: много есть тут прекрасных дам, и все они с удовольствием смотрят на тебя.
— Собрался я было ехать, — отвечал Зигфрид, — но теперь останусь. Пусть же отведут коней в конюшни и уберут щиты: Гизельгер убедил меня остаться.
Итак, из любви к друзьям Зигфрид остался, и нигде не нашел бы он большей отрады: прекрасную Кримхильду мог он видеть теперь, когда только хотел.