Завожу ее во двор на Малой Бронной и глушу двигатель. Наваждение какое-то. Последние полчаса мы ехали молча, а Макс-Джуниор даже и не думает обмякать.
— На кофе родственника не пригласишь? — смотрю, как Бэмби перекидывает через себя длинный ремешок сумки, который аппетитно пересекает ее упругие тройки пополам.
В ответ Ни-ка кривит рот и смотрит на меня как на раздавленную подошвой гусеницу:
— Говорящим сиськам с ресепшена позвони. Вроде они тебе кофе варят.
Ах ты ж олененок злопамятный. Все-таки зря я сегодня номер Кристины Минет из записной книжки стер. В моем состоянии ее горловые услуги очень бы кстати пришлись.
С хлопком двери прослеживаю удаляющееся белое пятно Бэмби-сарафана и прежде чем меня останавливает запоздалая мысль о рабочей субординации, орущем деде и зареванной физиономии суслика Глеба, рот сам открывается, чтобы бросить ей в спину:
— Даже номинация на Нобелевскую премию не помешала бы мне трахать тебя трижды в день, Бэмби. И начал бы я прямо в машине.
Ника замирает рядом с подъездной дверью, но уже через секунду из темноты летит ее язвительный голос:
— Сколько несбыточных фантазий в одном предложении, Максим Гасович. Баюшки.
Ну это просто вызов какой-то. Может Нобелевская премия мне в ближайшие лет десять и не грозит, но вот десантировать Макса-Джуниора в штаб Мстителей на одну ночь вполне реально. Нужно всего лишь договориться со своими принципами не трогать персонал, а лучше дотерпеть до конца стажировки. О моих сводных постельных приключениях деду знать не обязательно, а на ученого суслика мне наплевать. Ибо не хрен бросать без присмотра такого олененка. В общем, тут есть над чем поразмыслить.
Макс
Следующим утром паркую тачку возле офиса, и едва захлопнув дверь, упираюсь глазами в бегущую Ни-ку. Вчера когда стояк меня попустил, и мозг снова включился, я решил, что должен быть прежде всего профессионалом и не идти на поводу у пахового помешательства. Но сейчас, глядя на этот сиквел Спасателей Малибу, моя уверенность снова стремительно вянет. Волосы Бэмби развеваются на ветру, на носу красуются солнечные очки, а сиськи под белой рубашкой подпрыгивают соблазнительнее, чем у молодой Памелы. Зрелище залипательное.
Остановившись, Ни-ка бросает взгляд на часы, с облегчением выдыхает и, прижав руку к груди, пытается отдышаться.
— Доброе утро, Ни-ка. — поднимаю ладонь в скромном приветствии и подхожу ближе. Над губой у нее серебрятся капельки пота, несколько темных прядь волос прилипла ко лбу. Тяжело бежать в утренние плюс двадцать восемь.
— Кому оно доброе, а кому не очень. — бормочет родственница, поднимая на лоб солнечные очки. — Ты летом в метро когда-нибудь ездил?