— Выпустите! Выпустите меня! — рычал он, в голосе прорывались нечеловеческие нотки.
— Границы! — скомандовал Дайкоку, и они сдвинули черты, сужая клетку.
— Он слишком силен! — предупредила Маю. — Мы долго не продержимся.
Вадим выдохнул, с каким-то истерическим весельем чувствуя, как на висках выступила испарина. Да еще Юкине, помня его слабости, забился в гибкую стену.
— Я просто хотел быть, как все люди! — полурычал он. — Как ты, Сёмей! У тебя есть память, собственное имя. Ты звонил домой, семья присылает тебе вещи! У меня тоже была семья! Тоже была мама! Я тоже хочу вспомнить своё имя! Может, и у меня есть брат! У тебя есть всё! Почему у меня не может быть того же?!
У Маю дрогнула рука, глаза расширились в потрясении.
— Мама?.. — растерянно пробормотала она.
И её граница разлетелась осколками. Юкине повернулся к ней, красные глаза жадно вспыхнули.
— Ты же понимаешь меня, правда?
— Маю! — рявкнул Дайкоку.
Девушка пришла в чувство, но почему-то никак не поднимала руку. Юкине метнулся в прореху. Его пальцы стремительно вытягивались в когтистые лапы. Вадим напрягся — его граница послушно изогнулась, вновь заключая мальчишку в круг. К ногам Маю упали отсеченные когти. Ято захлебнулся черной кровью.
— Ты дурак, Юкине! — в крике Вадима послышалась боль. — У меня ничего не осталось! Семья, друзья, учеба… Да, я помню! Я всё помню! И каждую чертову минуту боли в голове я тоже помню! И знаешь что, Юкине? Я завидую тебе! Я завидую всем священным орудиям! Потому что невозможно жалеть о том, чего не помнишь… Вы все гораздо, гораздо счастливее меня, потому что вам не приходилось ни от чего отказываться.
Юкине замер. Маю моргнула.
— Завидуешь?.. Мне? — растерянно пробормотал он.
— У меня был брат — а теперь не осталось. У меня была мама — мамы тоже нет. Им пришлось похоронить меня. А знаешь, каково внушать сестре, что встреча с погибшим ей только снится, хотя все происходило на самом деле?! Не помнить — благо!
— Ты что болтаешь?! — внезапно заорала Кофуку в ужасе. — Замолчи сейчас же!
— Я отказался от всего этого еще при жизни, — продолжал говорить Вадим, словно не слыша богиню. — Потому что знал, что умру. Потому что все умирают! И моя мама, и мои брат с сестрой тоже однажды умрут, и я их больше не увижу. Разница была лишь в том, что я точно знал, когда болезнь доконает меня, плюс-минус день. У меня был лишь выбор, как именно я уйду из жизни… И я ждал этого! Потому что я вымотал всех: сестра не могла спать по ночам, мама постоянно мне звонила — она боялась пропустить… Семья чуть не влезла в громадные долги, пытаясь продлить мне существование. Я делал несчастными всех своих родных. Жизнь? К черту такую жизнь! Моя смерть освободила их. Я отказался от них ради их самих. У меня ничего не осталось, — повторил Вадим. — У меня есть только Ято… И ты.