В конце концов Эдельман сам прервал молчание, демонстративно вздохнув.
– Увы, похоже, я должен ненадолго отлучиться. Но я скоро вернусь. – Он поднял бокал, опустошил его и встал.
Они перешли за свободный стол немного поодаль. Не успели они сесть, как компания снова зашумела.
– Ну? В чем дело? – спросил Эдельман, своим тоном давая понять, что не собирается тратить время на пустую болтовню.
– Есть шанс, что мы схватили настоящего преступника, и теперь мне надо получить от тебя добро, чтобы…
– Извини, но я думал, мы с этим покончили.
– Да, ты, может быть, так думал. Но не мы.
– Позволь мне решать.
– Херман, я знаю, в чем виноват Карл-Эрик Гримос, и я знаю, что это ты свел его с посольством и в конечном итоге с Гидоном Хассом.
– Гримос ни в чем не виноват.
– Разве? Тогда как ты прокомментируешь выход на нелегальный рынок продажи органов и покупку себе новой печени?
– Во-первых, в то время в Израиле это не было нелегально. Во-вторых, я не понимаю, в чем виноват человек, который хочет жить? А кто не хочет? Кто не хочет сделать еще один вдох и помечтать о бессмертии? – Эдельман помахал официанту, который нес поднос с напитками, и взял два бокала. – Тебе легко быть моралистом. Ты прожил только полжизни, и хотя прекрасно понимаешь, что источник не вечен и в один прекрасный день он иссякнет, ты проживаешь свою жизнь так, словно никогда не умрешь. Но заверяю тебя, когда ты доживешь до моих лет, все изменится. Некоторые из нас впадают в большее отчаяние, чем другие. Но я не стал бы их ни в чем обвинять. Во всяком случае, пока сам не окажусь перед выбором.
– Если ты так легко к этому относишься, зачем тогда все эти усилия, чтобы скрыть правду?
Эдельман застыл на несколько секунд, а потом расплылся в улыбке и рассмеялся.
– Young Padawan. Taught you well, I have[67]. – Он протянул Фабиану один бокал и поднял второй. – Твое здоровье!
Фабиан взял бокал и поднял его – в этот раз он решил не повторять ошибку и не отказываться – и выпил его до дна. Если разговор и дальше так пойдет, ему понадобится любая помощь.
– Знаешь, как забавно. Когда я смотрю на тебя, я словно вижу самого себя в зеркале сквозь призму времени. Если не считать бороду и живот, которые у меня были уже тогда, большой разницы нет. В твоем возрасте я, как и ты, был убежден, что лучше всего, если все дела будут раскрыты. Меня не беспокоило, сколько задействовано ресурсов или какие будут последствия. Для меня правда была всем и всегда стоила своей цены. И только в последние годы я пришел к пониманию, что был неправ. Что так называемая «правда» – всего лишь химера, и моя постоянная охота за ней стоила мне всего, что было важно на самом деле. Для меня все уже давно позади. Но не для тебя. Вот тебе мой совет.