Никогда не умела вовремя останавливаться.
Исаев вдруг обхватил мои запястья, отрывая обе руки от его рубашки. Даже одной рукой ему легко удалось обхватить оба.
— Очнитесь, Настя. Вы и будете работать у меня по профессии, разве я предлагал что-то иное?
Я медленно скользнула взглядом по линии челюсти, на которой впервые в жизни заметила легкую небритость. Остановилась на его губах, всем телом ощущая, что он также внимательно смотрит на мой рот. Ждет ответа, наверное.
— Руками поработать, вы сказали? — повторил мою реплику Исаев. — Да, придется руками. Текст набирать вам за меня придется, Настя! Письма, прошения, заявления. Я пробовал надиктовывать, такая ерунда выходит. Пробовал одной рукой — эдак я до нового года не управлюсь. Я не могу без помощницы и дня проработать. А уж трахать я найду кого!
Его горячая кожа обжигала, и все мое тело вибрировало и плавилось рядом с ним. Взгляд неминуемо скользил ниже, туда, где джинсы явно топорщились сверх меры. Это что же? Это на меня такая реакция?
Я вздрогнула, когда Роман Андреевич отпустил мои руки, и взял за подбородок, вынуждая смотреть ему в глаза.
Прозрачная синева в его глазах теперь напоминала цветом штормовое море.
— Настя, мои глаза выше, — сказал он.
Но как только мои руки оказались на свободе, я не продержалась и секунды. Не прерывая зрительного контакта, положила ладонь на бедра Исаева. Самыми кончиками провела по твердому бугру, выпирающему сквозь джинсы, и выдохнула:
— Да?
— А ты сомневалась? — прошептал он.
Притянул мое лицо ближе.
И наши губы соприкоснулись.
Я никогда не целовалась с мужчиной.
Нет, у меня, конечно, были парни, но все они были моими ровесниками. Жадные, часто неумелые, торопливые и озабоченные собственным удовольствием. И я понятия не имела, что поцелуи могут быть такими. Медленными и глубокими, страстными и одновременно нежными.
Губы Исаева ласкали и приговаривали меня одновременно. Напористый, но не грубый. Кажется, он был идеален. Подумать только, как можно быть одновременно невыносимым и идеальным?
Ни капли давления, сплошной соблазн, манящее искушение.
Я раскрыла губы, едва он коснулся их кончиком языка. Не было сил оттолкнуть или сопротивляться. Наоборот, хотелось прижаться к нему, потереться об него грудью. Я с трудом сдержала эти порывы. Искры разума еще не угасли, но их катастрофически не хватало, чтобы отказаться от поцелуев, перестать отвечать на движения языка у меня во рту, возмутиться, убежать.
Исаев потянул меня на себя. Я охнула ему в губы, не заметив, как ловко оседлала его, оказавшись у него на коленях.