— Нет, Саш, подожди, — перебила со вздохом. Напряглась. — И ее трогать не надо. Все под Богом, на нее своя кара будет, и вернется все. Не цепляй. Я не для того приехала… — она тоже встала.
Смотри как, с ходу просекла мысли. Ага, так он и послушает. Но вслух спорить не будет. Богу на всех времени не хватит. У Санька свои методы, а ей париться нечего.
— А для чего? — его голос сел, и Саша не нашел сил, чтобы отвести взгляд, следил за девушкой, будто хищник за жертвой.
Все, попала она. Причем, даже он еще не понимает, насколько сильно.
Катерина, фиг знает, догадываясь или нет о его мыслях, прошлась по кабинету, почему-то в другую сторону, к двери. Вернулась к столику, сделала еще глоток из своего бокала. И снова прямой, открытый и настолько же манящий взгляд, как-то разом перекинувший всю его злобу в такое пожарище сексуального желания к этой женщине, что рубашка под пиджаком взмокла, а брюки стали конкретно тесными, болезненно давя на мигом воспрявший член.
Х**новы «американские горки», а не разговор у них, однако! Зря, наверное, оттягивал это две недели…
— Мы мимо рояля проходили, там, в холле второго этажа, у картин? — вовсе не в тему, как ему показалось, спросила вдруг Катерина.
Но ее голос при этом… Господи! Низкий, грудной, с хрипотцой… И тихий ровно до того, что хотелось к ней наклониться, чтобы расслышать каждый звук. Слизать слова с ее губ! Прикусить так, как она сама недавно их покусывала. И вернуться все к тому же вопросу о сосках…
Потому что Катюня снова покраснела. Но при этом в ее глазах смущения не было. Разве что какая-то доля сомнения…
— Да. Там есть, — его фразы стали отрывистыми, резкими. А голос даже Ольшевскому слух резал.
— Хорошо, — кивнула Катерина.
И… вдруг вовсе пошла прочь из кабинета, как была: босиком, неся в руке недопитый бокал виски. Он охр**ел, если честно! Они тут вроде говорили…
— И куда мы двинулись, малыш? — ясное дело, что он тут же оказался позади нее, в шаге.
— Хочу сыграть, разве непонятно, Са-а-аша? — твою дивизию!
Она так протянула его имя, что у него мышцы затылка свело! И ведь ничего такого! А пробило до позвонков, казалось. Видно, конкретно в ней дело.
— Ты же говорила, что не играешь теперь, — напомнил он все тем же сиплым голосом, наблюдая, как эта искусительница ставит стакан на пол у рояля и поднимает крышку над клавишами. Плавно уселась на небольшую скамейку.
Он все еще в шаге позади.
— Не играла, правда. Как замуж тогда вышла… А теперь хочу. С тобой, — дразнящий, глубокий взгляд через плечо, который он ощутил, будто прикосновение по лицу, как рукой огладила.