привлекала внимание, указывая в чём-то на своё превосходство, в точности как
произошло сегодня с живописью. Элизабет не могла не вспомнить тот случай, когда
Даниэль пришёл в ярость, потому что она превзошла его в плавании. Он вылез из воды и
ушёл из спортивного комплекса, оставив её в одиночестве. Элизабет пришлось просить
совершенно незнакомую девушку подвезти её, а когда она вернулась домой, то он уже
спал, даже не удосужившись дождаться её возвращения.
Роджер сказал, что ему плевать на свою картину…
И, тем не менее, он выглядел напряжённым.
Почему?
Поскольку Элизабет не собиралась тратить время на ненужные предположения, то
повернулась к нему и спросила прямо:
— Что с тобой?
Роджер взглянул на неё в недоумении.
— Ничего. Почему ты спрашиваешь?
— Ты ведёшь себя странно, с тех пор...
Он остановился у её двери, с картинами в руках.
— С каких пор?
— С того момента, как мы вышли из энотеки. — Элизабет достала из сумки ключи
и открыла дверь. Вошла в квартиру и жестом показала следовать за ней. Он замешкался, держа обеими руками картины. — Если тебя раздражает то, что я умею рисовать, просто
так и скажи. Я думала, что тебе не свойственно играть в кошки-мышки.
Роджер сжал челюсти и вошёл.
— Я уверяю тебя, моё поведение не имеет ничего общего с твоим художественным
талантом. Я уже говорил об этом. Мне действительно плевать — ты рисуешь как Ван Гог
или как пятилетний ребёнок. Меня это не волнует.
— Он всегда говорил тоже самое, прежде чем бросил меня. — Раздражение
переполняло её, когда Элизабет закрывала дверь и поворачивала ключ. — Я… — Она
замолчала и вздрогнула, потому что Роджер оказался позади неё. Она не слышала, как он
к ней приблизился.
— Я не такой, и никогда не буду таким мудаком, как твой бывший, — зарычал он, заставив её отступить к двери. Мощное тело Роджера, по сравнению с телом Элизабет, было слишком большим. Он наклонился к ней, но остановился в миллиметре от её губ, переплеталось лишь их дыхание. — Я злюсь, не потому что ты в чём-то хороша, Лиз.
Её дыхание стало неровным и она положила руки на его упругую грудь, чертовски
упругую. Элизабет не пыталась его оттолкнуть, даже не пробовала, но ей необходимо
было ощущать, что при желании смогла бы это сделать.
— Тогда почему ты такой угрюмый?
— Я кое-что понял и поэтому не доволен. Нет ничего, о чём тебе стоило бы
беспокоиться, — пробормотал он, глядя ей в глаза.
— Ну, весьма исчерпывающее объяснение, — сказала она, насмехаясь над ним. —
Что ты понял?
— Тебя это не касается.
— Ах! Ну надо же. — Она закусила губу, и взгляд Роджера упал на её губы. Когда