ее в удовольствие до тех пор, пока она не начнет задыхаться и умолять? Она не знала, что из этого будет больнее.
Выскользнув из туфлей, она поставила ноги на фактурный деревянный пол. Тот
был основательным, комфортным, похожим на пол в доме ее папы. Джиа
сосредоточилась на этом, пока стягивала через голову свитер и бросала его на пол.
Она пыталась не думать о том, что творила, когда потянулась назад и расстегнула
застежку бюстгальтера. Не то, чтобы кружево многое прикрывало, но, убрав эту
слабую защиту, она ощутила, как по соскам ударила прохлада. Они превратились в
бусинки. Она отказывалась верить, что это имеет отношение к пристальному взгляду
Джейсона.
Очень медленно, Джейсон потянулся и дотронулся до нее. С легким вскриком
Джиа вздрогнула. Тень его улыбки преследовала ее, когда костяшками пальцев он
провел вверх по изгибу ее талии до окружности груди, мазнув по чувствительному
соску. Против воли, ее потряс всплеск желания. Дыхание сбилось.
– Красивая. Мягкая, – прошептал он. – А теперь сними джинсы, чтобы я мог
увидеть твою киску.
22
Грешные навсегда. Шайла Блэк
Джиа прерывисто глотнула воздуха, все тело пришло в напряжение. Почему она
одновременно так негодует и желает его? Что за мистический контроль имеется у него
над ее телом? Или она просто реагирует, потому что всегда любила его?
Когда она расстегивала джинсы, пальцы дрожали. С приглушенным звуком
молния была преодолена. Затем она просунула пальцы в шлевки и спустила штаны
вниз по бедрам. Год назад, те сидели на ней плотнее. С тех пор, они стали настолько
широки, что могли упасть с нее при малейшем рывке. Она вышла из них, оставляя их
валяться на деревянном полу, рядом со свитером.
Джиа стояла перед ним обнаженная, плотно зажмурив глаза.
Джейсон взял ее за подбородок.
– Ты не станешь убегать от меня, закрывая глаза и притворяясь, что я это кто-то
другой.
Ресницы затрепетали, она подняла веки.
– Это не...Я никогда не думала о других мужчинах.
– Так это включен режим принесенной в жертву мученицы. Прекрасно, –
огрызнулся он. – Ничто не заставляет мужчину чувствовать себя более желанным, чем
раболепие.
Джиа сжала кулаки.
– На следующие восемнадцать дней ты можешь диктовать мне, где мне быть, что
надевать, где спать, как стоять на коленях и как именно раздвигать для тебя ноги. Но
ты не указываешь, что мне чувствовать.
Он поморщился, его пристальный взгляд поглощал ее. Ей хотелось бы видеть в
его синих глазах тепло, хоть что-то, что заставило бы думать о его суровой заботе, как