— Ничего и никого не трогай, но если хочется полнее проникнуться происходящим, вымой руки, — сказал он, намыливаясь до самых локтей, снова и снова.
— Думаю, ты уже чистый, — заметила я минуты через две.
Он со смехом принялся смывать пену, когда зашла Нэнси с маской на лице.
— Готовы?
— Конечно, — его ответ прозвучал легко и беззаботно. А я продолжала сходить с ума от страха.
Она раскрыла его перчатки, помогла нарядиться в операционный костюм или как там они называют эту штуку, которую надевают поверх больничной одежды.
Я словно вживую смотрела «Ночную смену».
Только это не экстренная операция. Необязательная — она не была жизненно необходимой.
Но все же, ему приходилось принимать такие меры предосторожности.
Я почувствовала всплеск адреналина, когда ко мне подошла Нэнси, надела на нос и рот маску, протянула шапочку и, похлопав по спине, направила в нужную сторону.
Первое, что я отметила, это очень яркий свет в операционной. А второе?
В ней находилось около четырех человек.
Не включая пациентку, смотревшую на Тэтча с полным обожанием.
Я встала на выбранном мною месте у самой стены, ощущая укол ревности.
— Как себя чувствуешь? — спросил Тэтч спокойным, но властным голосом.
— Ох, я просто готова, — ответила она со слезами на глазах. — Очень готова для этого.
И уже давно.
Я удержалась, чтобы не фыркнуть.
Чего она так распереживалась из-за этих имплантатов?
Парень, предполагаю, анестезиолог, что-то ввел ей в вену, а Тэтч спросил, какие у нее планы на выходные, словно не снимал с нее простынь и не был готов сделать разрез.
Ее тело было расчерчено маркером, а часть кожи была ярко-оранжевого цвета.
— О, я собиралась посмотреть «Нетфликс» и... — голос стал неразборчивым, а глаза закрылись.
— Остин, — Тэтч громко произнес мое имя. — Можешь подойти ближе. Она под наркозом, а я, как ты знаешь, не кусаюсь.
Ха, ложь, он кусался. И часто.
Обычно за шею.
И иногда с внутренней стороны бедра. Я вздрогнула.
А затем сделала шаг вперед, и еще один, пока не подошла достаточно близко, чтобы увидеть ее грудь. Точнее то, что должно быть грудью.
Я увидела шрамы. И плоскую грудную клетку.
Я ахнула, комната вокруг меня застыла. Прежде чем я поняла, что происходит, по щеке скатилась слеза, а за ней другая.
Какой же сучкой я была. И никем другим.
Потому что, пока я важно осуждала всех и вся, кто приходил к Тэтчу исправлять недостатки, мне и в голову не приходило, что он вставлял имплантаты тем, кто пережил рак груди.
— Скальпель. — Тэтч наклонился и сделал надрез в области подмышки. Разрез казался немного маловат, чтобы просунуть в него имплантат. Появилось много крови, а потом Тэтч засунул туда силикон, и я чуть не потеряла сознание.